Милая любовь
Шрифт:
Мои пальцы принялись перебирать темные пряди его волос.
Хотя опыта у меня было не так много, но целовался Арсений Валерьевич
божественно.
Но все когда-нибудь заканчивается. И наш поцелуй прервался так же
неожиданно, как и начался.
Арсений Валерьевич отпустил мою талию и отстранился. Какое-то время мы
молча смотрели друг на друга, стараясь выровнять дыхание. Лично у меня сердце
готово было вырваться из груди, на ладошках выступили капли пота.
Я
– Я... пойду... пожалуй. Спокойной ночи, Арсений Валерьевич.
– Спокойной ночи, Мила, - ответил учитель, не спуская с меня потемневших глаз.
10
Первое, что я увидела, открыв глаза утром, было улыбающееся лицо Арсения
Валерьевича.
Хм...
Я зажмурилась, на всякий случай потерла глаза кулачками и вновь распахнула их.
Напротив меня располагался огромный, практически во всю стену, коллаж,
состоящий из полароидных снимков. На них были запечатлены - вдвоем или в
одиночку - Арсений Валерьевич и очаровательная пухленькая девушка с копной
удивительно красивых почти оранжевых волос, с очаровательными веснушками на
курносом носике и прямо-таки обезоруживающей улыбкой.
Женя...
Догадка настолько поразила меня, я сползла с постели и, словно завороженная,
приблизилась к стене, пытаясь вобрать в себя каждую эмоцию, каждое
мгновение...
На одном из снимков они улыбались друг другу, поедая мороженное в вафельных
рожках... Вот он держит ее на руках, а она смеется чему-то, запрокинув голову
назад... Она бежит по маковому полю, раскинув руки в стороны и подставив солнцу
улыбающееся лицо... Он сидит за учебниками, наморщив лоб, с карандашным
огрызком за ухом, покусывая кончик ручки... Она, одетая в мужскую рубашку, с
распущенными по спине всклокоченными волосами, рисует натюрморт,
сосредоточенная и серьезная... Вот они играют в шахматы и, судя по ее
возмущенному лицу и загадочной улыбке Арсения Валерьевича, он побеждает...
Танцуют в на крыше в лучах заходящего солнца... Он целует ее, обхватив ее лицо
руками...
Этот снимок я рассматривала дольше остальных - с неистово бьющимся сердцем,
задержав дыхание, в смятении прижав руки к груди.
Во время поцелуя глаза Арсения Валерьевича были открыты - в них была
нежность... любовь... и боль... Да-да, именно боль. Возможно, от осознания того,
что она умирает. Или же ему была невыносима сама мысль, что когда-нибудь ее не
станет и этот мир перестанет также существовать и для него. Он так пристально
смотрел на нее, словно пытался запомнить малейшую черточку на ее смешливом
лице,
этом я успела убедиться, разглядывая эти многочисленные снимки.
Почему-то я была убеждена, что этот коллаж был подарком ему от нее...
– Мила?
– услышала я приглушенный голос учителя по ту сторону двери.
– Вы
проснулись? Простите, мне нужно уходить. И я хотел...
Я распахнула дверь. Арсений Валерьевич умолк, уставившись на мое бледное
лицо.
– Что-то случилось, Мила?
– сглотнув, произнес он.
– Вы... хорошо себя чувствуете?
– Да. Я в порядке. И... ребенок тоже, - добавила я зачем-то.
– Я рад, - улыбнулся он одними губами.
– Позвольте, я покажу вам, что где лежит.
Я прошлепала за ним на кухню, где на барной стойке уже стояли тарелка с
золотистыми тостами, вазочка с джемом, хромированные масленка и сахарница.
– Я обычно жарю себе тосты, - показал в направлении стойки Арсений
Валерьевич, - здесь же джем, масло. В холодильнике - апельсиновый сок, сливки.
Кофе - на плите в турке. Если предпочитаете чай, он в френч-прессе на столе.
Ешьте, не стесняйтесь. Посуду я помою сам, когда вернусь.
– А вы?
– подняла я вопросительно брови.
– Я уже позавтракал. Что-то еще?
Я задумчиво закусила губу, плавным движением намазывая на тост масло.
– А когда вы вернетесь?
– деловито поинтересовалась я.
– В половине двенадцатого.
– Понят... Ух ты!
– не сдержавшись, воскликнула я, откусив кусочек от тонкого в
меру зажаристого тоста. - Это... это просто... Я в жизни не ела ничего более
вкусного!
– Я рад, что вам понравилось, - губы учителя тронула долгожданная улыбка.
– Не
думал, что вас можно удивить каким-то банальным тостом.
– Если бы вы каждое утро на протяжении почти семнадцати лет ели овсяную
кашу, этот тост не показался бы вам банальным.
– Понимаю, - склонил учитель голову на бок, с улыбкой наблюдая, как я с
жадностью поедаю очередной - уже наверное четвертый - тост, перед этим густо
намазав его толстым слоем масла и джема из черной смородины.
– Мне нужно
идти, Мила, а вы завтракайте, не торопитесь. Ключ оставите у консьержки,
хорошо? И позвоните матери. Скажите, что заночевали у подруги.
"Ключ оставите у консьержки"? То есть перевести это можно примерно так:
"Чтобы, когда я вернусь, ноги вашей здесь больше не было"? Так что ли?
– Ха! - язвительно произнесла я, стараясь не думать над тем, как хитро он