Милая плутовка
Шрифт:
Глядя на нее, Мак покачал головой:
— Нет, все-таки ты больна. Слишком уж ты покладистая.
Эта реплика заставила ее слегка встрепенуться.
— Я всегда покладистая.
— Ну нет! С тех пор как тебе втемяшилось в голову отправиться в Англию, ты ни разу такой не была.
Кажется, только после этих слов она по-настоящему обратила внимание на Мака.
— Вам не следовало сопровождать меня. Я прекрасно добралась бы до Англии и без вас.
— Ты хорошо знаешь, что я не пустил бы тебя одну. А поскольку я не мог тебя посадить под замок, у меня не было выбора. Правда,
— Может быть, и нужно было. Мак услышал, как Джорджина вздохнула, и фыркнул:
— Ну вот, ты опять согласилась со мной. И вообще ты всю неделю какая-то странная. Или тебе приходится много работать у капитана?
Много работать? Она бы так не сказала. Более того, некоторые из обязанностей, лежащих на ней, по словам капитана, она вообще не выполняла.
Обычно капитан был на ногах и наполовину одет еще до того, как она утром просыпалась. Джорджина лишь один раз подняла его утром, причем он вел себя так, словно она совершила ошибку, а не исполнила долг. Она стала чувствовать его настроение и отличать безобидные подшучивания от саркастических замечаний. В то утро капитан был раздражен чрезвычайно. Он вел себя так, словно хотел, чтобы обязанность его одевать превратилась для юнги в наказание. Об этом говорили его колкие замечания, жесты, ужимки, и Джорджина поклялась, что постарается просыпать время пробуждения и одевания капитана до самого конца путешествия.
Она надеялась, что впредь ей не придется переживать подобную нервотрепку. Плохо, — когда находишься слишком близко к нему, но когда знаешь, что он сердит… Слава Богу, что больше он никогда не просил ее помочь ему раздеться, чтобы принять вечернюю ванну.
Да и мытье в ванне перестало быть ежедневным, Капитан все еще просил потереть ему спину, когда мылся, но в последние два вечера отказался принимать ванну, а предложил это сделать ей самой. Разумеется, она отказалась. Она не рисковала раздеться догола, хотя капитан неоднократно заявлял, что не потревожит ее, если она вывесит предупреждающую табличку снаружи.
И потом эта история с бритьем! Когда она брила его первый раз, она почувствовала тошноту. Словно ад вселился в ее желудок, и если бы ей пришлось находиться рядом с капитаном чуть дольше, все могло бы кончиться гораздо печальнее. Но она поспешила завершить бритье, подала ему полотенце и вылетела пулей из каюты, раньше чем он успел опомниться, на ходу крикнув, что сейчас принесет завтрак.
После этого он попросил побрить его всего лишь один раз. Она порезала его в нескольких местах, и капитан саркастически заметил, что с его стороны разумнее отпустить бороду. Однако делать этого не стал, хотя большинство членов команды, включая первого помощника, носили бороды. Он же продолжал бриться ежедневно сам — либо утром, либо поздно вечером.
Ей ни разу не пришлось исполнять и обязанности лакея при нем. Капитан ел прямо с подноса, который она приносила с камбуза, и вопреки своим словам во время их первого разговора ни разу не побеспокоил ее среди ночи.
Словом, работы у Джорджины было немного, а свободного времени хоть отбавляй. И проводила его она либо в каюте, когда там не было Джеймса
Джорджине казалось, что она на борту шхуны уже целую вечность, хотя прошла всего неделя их путешествия. Она пребывала в постоянном напряжении, потеряла аппетит, спала плохо и беспокойно. И к тому же испытывала тошноту всякий раз, когда капитан слишком близко подходил к ней, когда он как-то особенно смотрел на нее или даже если она сама слишком долго задерживала на нем взгляд. И конечно, если по ночам она видела его обнаженным. Поэтому неудивительно, что у нее был такой сон, а сама она превратилась в комок нервов. Как неудивительно и то, что это не укрылось от глаз Мака.
Она предпочитала бы вообще не обсуждать то, что с ней происходит. Но Мак сидел рядом, вопросительно смотрел на нее и ожидал ответа. К тому же здравый совет сейчас мог бы быть ей полезен.
— В физическом отношении работа нетрудная, — призналась Джорджина, не поднимая глаз от каната, лежащего у нее на коленях. — Трудно прислуживать англичанину. Если бы на его месте был кто-нибудь другой…
— Да, я понимаю… Но ты порола такую горячку с отъездом…
Джорджина вскинула голову.
— Порола горячку?!
— Ну да, проявляла большое нетерпение. Спешила выбраться из Англии, не хотела больше видеть ничего английского. Вот мы, и напоролись на то, от чего бежали. А то, что он лорд, еще больше усугубляет дело.
— Ведет себя он в самом деле как лорд, это верно, — с отвращением произнесла она. — Однако я сомневаюсь, что он действительно лорд. Разве у них не существует закона о том, что аристократы не должны заниматься торговлей?
— Есть что-то вроде этого, но не все его выполняют. И потом, на «Девственнице Анне» нет груза, если ты помнишь. Так что по крайней мере во время этого плавания он не собирается заниматься торговлей. Но я слышал, что он лорд, точнее виконт.
— Ах вот оно что! — Она тяжело вздохнула. — Вы были правы. Это еще больше усугубляет дело. Аристократ проклятый! И с какой стати я вдруг усомнилась в этом?
— Смотри на все это как на искупление грехов перед братьями. Надеюсь, они примут это во внимание, прежде чем обрушить на тебя свой гнев.
Джорджина еле заметно улыбнулась.
— Я не сомневалась, что ты постараешься приободрить меня.
Он хмыкнул и вновь принялся вязать канаты. Джорджина тоже возобновила работу, но вскоре ее вновь одолели беспокойные мысли. В конце концов она решила обсудить мучивший ее вопрос.
— Мак, вы когда-либо слыхали, чтобы у человека появлялась тошнота, когда он к чему-то слишком близко приближается?
Светло-серые глаза Мака с любопытством уставились на Джорджину.
— В каком смысле тошнота?
— В обычном. Начинает мутить. Лицо Мака просветлело.
— Причины могут быть разные… Мужчине бывает тошно, когда он перепьет, а женщине — когда собирается рожать.
— Это если что-то не в порядке с человеком. А я говорю о другом. Он вполне здоров и чувствует себя нормально, пока не окажется близко от какой-нибудь вещи.