Миледи и притворщик
Шрифт:
– Куда ты хочешь ехать? – всё же спросила я.
– К морю. Нам нужен целитель. Я узнал, где его искать.
– Нет, Шанти, целитель мне уже не поможет. Не притворяйся, ты же знаешь, что такое антибиотики, значит, должен знать, что такое сепсис. У меня заражение крови, никто мне уже не поможет.
– Нельзя так говорить, Эмеран, – тут моего лба коснулась его ладонь, и я поняла, что ничего приятней этого прикосновения уже никогда не испытаю. – Мы должны попробовать.
Я бы всё отдала, лишь бы он снова и снова заботливо прикасался ко мне, так искренне
– Шанти, пообещай мне кое-что.
– Что ты хочешь?
– Когда я умру, сожги моё тело, как вы это делаете в Старом Сарпале, собери прах и передай моим родителям…
– Эмеран, ты ведь бредишь, сама не понимаешь, что говоришь. Ты не умрёшь.
– Нет, Шанти, послушай, это очень важно… Мой единственный брат погиб, упал с неба в море, и его тело так никогда и не нашли. Нельзя, чтобы со мной было так же. Нельзя, чтобы была ещё одна пустая могила. Мои родители должны узнать, что со мной случилось. Они ведь даже не представляют, где я. Шанти, я тебя прошу, это моя последняя воля… Если ты знаешь, как найти в море аконийское судно, то ты сможешь отдать капитану мой прах. Пусть он найдёт Аделин и Бернара Бланмартель. Запомни, Аделин и Бернар Бланмартель. Пусть отдаст прах им и расскажет, что я пропала в Жатжайских горах по воле генерала Зиана и с попустительства… нет, это уже не важно. Генерал Зиан виноват. Он один во всём виноват…
А дальше я провалилась в черноту и пришла в себя только, когда чужие руки настойчиво поднимали меня с циновки. Шанти заставил меня встать на ноги, а потом, невзирая на мои стоны, повёл к коню, чтобы усадить в седло. Бедное животное: сверху сижу я, на боку весит мешок риса, на другом – только одна дорожная сумка, зато под завязку набитая.
Мы оставили в деревне все свои пожитки, что не удалось погрузить и отправились в путь. Я из последних сил цеплялась за гриву и клонилась к шее коня, то и дело, пытаясь не вывалиться из седла. Укушенную ногу ужасно тянуло, она ныла при каждом шаге, но у меня не осталось сил придерживать её, чтобы не раскачивалась.
С рассветом мы выбрались из леса, и тут же в нос ударил морской воздух. Что это за место? Где нас ждёт целитель?
Шанти помог мне вылезти из седла, а после уложил на траву под пальмой и куда-то ушёл. Только Гро остался рядом. Время от времени от облизывал мне ладонь, видимо, проверял, жива я ещё или нет.
Не знаю, сколько времени я пролежала без сознания, но пришла в себя, когда Шанти затаскивал меня в лодку. Узкая и длинная, она вместила в себя двух гребцов, пса, Шанти, меня и вездесущий мешок риса. Зачем он здесь? Мы ведь плывём к целителю. Неужели, будем расплачиваться крупой? Пусть так, вот только зря всё это…
Я откинулась спиной на мешок в желании забыться, но что-то острое всё время утыкалось мне в позвонок. Сквозь дрёму я услышала, как наши лодочники с кем-то переговариваются. Я приоткрыла глаза и увидела ещё одну лодку с гребцами.
– Большая лодка стоит вон там, – указывал рукой один из них, – Большой человек сказал, что будет ждать, пока вы не приплывёте.
Большая лодка… большой человек…
Я снова очнулась, когда Шанти попытался приподнять меня. Наша лодка упёрлась бортом о борт другой лодки, а та упёрлась в высоченную стену… Я попыталась повернуть голову и увидела настоящий корабль. Корабль… аконийский… а там сверху люди уже взирают на нас. И рядом с нами не лодка, а шлюпка на лебёдке.
Шанти заставил меня залезть в неё, потом перетащил туда же мешок, дал команду Гро перескочить борта, а после пересел сам.
Мы поднимались вверх. Длинная лодка осталась где-то внизу, а впереди нас ждал экипаж. Как только шлюпка коснулась палубы, я услышала торопливую речь… но не аконийскую.
Кто-то грубил Шанти по-тромски, а он оправдывался, ему снова грубили, и так продолжалось пока крепкие мужские руки не подхватили меня под мышки и за ноги и не вытащили из шлюпки. А дальше… дальше была тьма.
Я пришла в себя после долгих блужданий во мгле. В ней таились обрывки чужой речи, жалящие укусы и нескромные прикосновения.
Когда я открыла глаза, то увидела деревянный потолок из досок. Повернула голову, и моему взору предстал стол с хирургическими инструментами, микроскоп и спина в белом халате.
– Доктор?.. – неуверенно позвала я.
На мой тихой зов обернулся седовласый мужчина в очках и, смерив меня оценивающим взглядом, что-то сказал по-тромски. И только теперь я догадалась опустить глаза и посмотреть на саму себя. А я лежу на кушетке, накрытая одеялом, а есть ли на мне что из одежды, даже не знаю. Я попыталась отогнуть край покрывала рукой и поняла, что в неё воткнута трубка капельницы, а в вену по капле затекает желтоватая жидкость.
Мужчина в белом халате бесцеремонно вытащил из-под одеяла моё запястье, прижал к нему три пальца и принялся следить за секундной стрелкой наручных часов. А потом он снял с шеи стетоскоп и откинул верх одеяла. Какое счастье, что на мне больничная сорочка.
Доктор закончил беглый осмотр и снова мне что-то сказал.
– Простите, я не понимаю и не говорю по-тромски.
– А ещё совсем не заботитесь о своём здоровье, – перешёл он на аконийский и вздохнул. – Кто же ездит в тропики и не делает заранее прививки?
– Я делала, – пришлось возразить мне, – весь необходимый набор прививок перед поездкой на Камфуни.
– Камфуни – это Камфуни, – парировал доктор, – а леса Санго – это леса Санго. Раз уж решили оказаться там, надо было прививаться должным образом.
– Не бывает прививок от змеиных укусов.
– А кто говорит о змеях? Заметьте, я о них даже не заикался.
Что за странный доктор? О чём он вообще говорит?
Я попыталась свободной рукой потянуть одеяло, чтобы осмотреть свою загноившуюся ногу, но на место укуса и нарывов уже была налеплена повязка.
– Что там, доктор? – страшась услышать ответ, спросила я. – Гангрена?
Мужчина выразительно посмотрел на меня поверх очков и, усевшись обратно на стул, начать что-то писать.