Милехин, вон из кабинета!

Карсакова Татьяна

– Давай, медвежатина ты нерасторопный, на пару опоздаем, Тамара Александровна плешь проест! – ворчит он на друга.

Вдруг парень поднимает голову и наши взгляды встречаются. Боже, почему мне так стыдно? Стыдно за глупую клоунаду с Андреем, стыдно за свое вчерашнее поведение.

Быстро отворачиваюсь и мчусь к себе в аудиторию.

В коридоре, как ни странно, пусто.

– Аполлинария Сергеевна, - Арсений Федорович быстро входит в кабинет, - я задержу группу ненадолго, есть там один момент, который требует выяснений.

– Пожалуйста, - благосклонно киваю. Ясно же, что ребята

сейчас будут получать нагоняй, уж слишком гневно блестят глаза декана.

– У вас вчера все получилось, проблем не возникло? – мужчина бросает на меня внимательный взгляд.

– Да, все в порядке, - безмятежно пожимаю плечами.

Воспоминания о вчерашнем вечере обрушиваются, словно лавина. Моя полная беспомощность и Сашкина забота. Уютный вечер, который я, кажется, украла у судьбы.

Хочется кофе и курить. Чтоб горечь от табака хоть немного перебила горечь в душе. Но я стойко держусь, мало ли кто еще бродит под окнами. Вместо этого сажусь за стол и начинаю тщательно перебирать конспекты лекций. Бессмысленное, если честно, занятие, я их все и так наизусть знаю, но хоть руки заняты.

– Аполлинария Сергеевна, к вам можно? – дверь бесцеремонно распахивается и в аудиторию просовывается лохматая голова моего чудесного мальчика.

Абзац подкрался незаметно.

– Да, Саша, проходи, - разрешаю как можно спокойнее, хотя при виде этого обаятельно паршивца сердце пропускает удар.

Вот что ему опять понадобилось?

– Аполлинария Сергеевна, помните вы задавали доклад? – глаза мальчишки лихорадочно блестят, движения нервные.

Ну вот, пришел отлынивать от работы. Так сказать, в благодарность за вчерашнюю помощь. Ну ладно, ему не жалко, Саша и так, судя по рассказам Андрея, много работает.

– Помню, - киваю с улыбкой, - можешь не делать, если времени не хватает.

– Да нет, - Сашка машет лохматой головой и одной рукой роется в своем рюкзаке, свешенном с плеча, вторая занята стаканчиком с кофе. – Вот, я все приготовил заранее, – парень тянет мне папку с листами.
– Посмотрите, пожалуйста, сейчас, чтоб я успел исправить, если будут ошибки.

– Да, конечно, - киваю удивленно, - в течении дня взгляну.

– Спасибо! – парень лучезарно улыбается и ставит передо мной на стол стаканчик с кофе. – А это вам, посахарить не забудьте! – радостно сообщает и пулей выскакивает из кабинета.

Что за странное поведение с утра пораньше?

Машинально открываю крышечку и вижу сердечко, нарисованное корицей на пенке капучино. Что?!!

Глупое предположение, но все же…

Судорожно хватаю папку с докладом и вытряхиваю из нее все листы. Среди печатного текста вижу обычный тетрадный лист, исписанный корявым мальчишеским подчерком.

«Аполлинария Сергеевна, когда я увидел вас, меня словно молнией пронзило. Я не умею писать красиво, поэтому расскажу, как умею. Поля, это какое-то безумие! Ты поселилась в моей голове, мысли о тебе не дают спать по ночам, ты теперь рядом со мной каждую секунду. Каждый день я прихожу в институт с одной мыслью – увидеть тебя. Мне хочется находиться рядом с тобой каждое мгновение, разговаривать, заботиться, просто смотреть. Ты, как наваждение, всегда со мной. Ты завладели мыслями,

теперь каждое мгновение я думаю только о Тебе. Поль, я тебя люблю!»

Перечитываю записку несколько раз, хотя она дрожит в руках. Что это: глупая шутка, попытка подлизаться, или?..

От мысли, что Сашка может испытывать ко мне тоже самое, что и я к нему, глупая улыбка появляется на лице, хотя внутренности леденеют. Боже, как же приятно! Я ему нравлюсь, несмотря ни на что, нравлюсь! Нет, даже если он и испытывает ко мне интерес, это не в серьез, мало ли чего померещилось молоденькому мальчишке.

Дверь распахивается и в аудиторию заваливается толпа студентов.

– Аполлинария Сергеевна, извините за опоздание! – басит самый ответственный. Арсений Федорович видимо велел.

– Ничего, меня предупредили, - махаю рукой, - проходите, садитесь. Сегодняшняя тема «Роль античности в становлении современной культуры». Открываем тетради, записываем…

Пару я веду на автомате. У меня за спиной выросли крылья, счастливая улыбка постоянно лезет наружу, но одновременно я чувствую, что руки ледяные и почти не ощущаю ног от волнения. Сейчас я вызову Сашку на ковер и устрою ему хорошую трепку. Чтоб раз и навсегда запомнил, как неправильно признаваться в любви тетенькам почти в два раза старше, чтоб понял, что обманывать девушку, которая ему доверяет, плохо, чтоб просто осознал, что я злая, холодная стерва и влюбляться в меня нельзя.

Звонок звучит, как райский гимн, и, одновременно, как приговор. Вот и этот закончился волшебный час, когда я была уверена, что один обаятельный шалопай отвечает мне взаимностью. Сейчас я увижу своего чудесного мальчика, но лишь для того, чтоб его разочаровать.

На негнущихся ногах мчусь по коридору в аудиторию, где сейчас их группа.

Захожу в кабинет и встречаюсь взглядом с Сашкой. В его глазах улыбка, ожидание, страх.

– Милехин, сию секунду зайди ко мне в кабинет! – цежу ледяным тоном и, не дожидаясь его реакции, выплываю в коридор.

Глава 15

Бреду по коридору вслед за Полей. Аполлинария Сергеевна вся дрожит, ее движения нервные и дерганные, вот только я не могу понять от волнения или от гнева.

С утра я был полон энтузиазма добиваться ее во что бы то не стало, но вот теперь, если честно, немного робею перед такой строгой, злой Полиной.

Девушка заходит в кабинет, идет к столу, опирается на него спиной и поднимает глаза на меня.

Плотно закрываю дверь и только после этого встречаюсь с Полей взглядом. В ее темно-синих омутах злость, укор, печать?

– Аполлинария Сергеевна, - зову тихонько, - Поль, я люблю тебя!

Признание как приговор. Вот ты, Милехин, и влип. Теперь уж точно деваться некуда. Но я готов ко всем проблемам, которые могут быть. Я готов бороться за эту удивительную девушку чего бы мне это ни стоило.

Поля подскакивает и резко поворачивается так, чтоб меня не видеть.

– Милехин, ты с ума сошел? – ледяной тон, но взгляд Полина упрямо прячет. – Ты что себе позволяешь?

– Искренность, - отвечаю спокойно, хотя все внутри сжимается от напряжения. – Я признался любимой девушке в чувствах, что здесь плохого?