Милехин, вон из кабинета!

Карсакова Татьяна

– Сашка? Что-то взорвал? – гневно восклицает Ангелина. – Папуль, да она жизни до такого не доводил! Это ж тебе не Мишка!

Я думаю совсем о другом. Взрыв – это провал. Можно ставить крест и на тендере и на карьере. Бедный мой мальчик! Как ему вообще об этом сказать?

– Вот и я о том же, - Дмитрий Васильевич нервно ерошит волосы дочери и чуть ближе прижимает к себе Раю. – Значит так, орлы! – заявляет он деловито. – Официальное расследование я уже выбил, на месте работает экспертная группа, но там все свои. Девушки остаются караулить в больнице, а вы геть в лабораторию!

Что хотите делайте, но Сашу надо спасать!

Парни, как один, встают и направляются к выходу. Только Миша весело ухмыляется:

– Спасем, впервой, что ли? Мы вечно кого-то спасаем!

Дмитрий Васильевич задерживается не дольше.

– Дела, котятки, - поясняет он виновато. – Сашке от меня хороший подзатыльник передайте, чтоб в следующий раз все проверял и перепроверял. А я пошел его задницу перед руководством института в очередной раз прикрывать.

Мужчины уходят и мы с девчонками остаёмся одни. Кучкуемся, как воробушки, поближе друг к другу. Девчонки окружили нас с Раисой, тулятся, чувствуя взрослых.

Я крепко прижимаю к себе Гелу с Марьяной, Рая обнимает Дашу с Глафирой.

– Поля, ты такая красивая, когда переживаешь, - бормочет Марька, - хочется тебя нарисовать.

Кто о чем, а это юное дарование об эстетике. Надо посмотреть ее работы как-нибудь. Интересно.

Идущую к нам медсестру мы заметили сразу. Подскочили и ломанулись навстречу.

– Вы, что ли, у Милехину? – спрашивает женщина ворчливо. – Прооперировали его, в реанимации. Все хорошо. Ушибы, следы от ожогов, но не на лице. Было кровотечение, еле остановили. Пришлось вырезать селезёнку. Но это нормально, без нее прекрасно живут и до глубокой старости доживает.

Да, идиотизм, но я ржу, как дура, видимо нервное. Ко мне присоединяется Ангелина. Девчонки смотря на нас удивлённо, но все нервы выходят в этом смехе.

– Он теперь у нас… - бормочу.

– Как у Чехова, человек без селезёнки, - вторит Гела.

Веселье прерывает хмурая медсестра.

– В палату к нему пойдете? Только кто-то один.

– Мы вдвоем! – выдаём хором с Ангелиной.

– Мы с Полиной одно целое, - отмахивается вредная девчонка уже несясь по коридору, - двойняшки мы!

Вот до чего доводит ассоциативное мышление…

На пороге Сашиной палаты, словно по команде, замираем. Мой чудесный мальчик лежит на кровати, бледный, утыканный капельницами.

– Вести себя тихо, прилично, - командует медсестра. – К больному не лезть, ждите, пока сам проснется. Удобства там. Палата платная, за нее ваш чернявенький сразу заплатил.

Женщина выходит и мы с Ангелиной нерешительно подходим к нашему любимому мужчине.

Опускаюсь в мягко кресло, стоящее рядом с кроватью, Гела пристраивается на подлокотнике. Кладет голову на плечо. Обнимаю и покачиваю девчонку, словно ребенка. У нее сейчас в очередной раз перевернулся мир, оказывается, ее сильный, неуязвимый брат может быть вот таким, слабым и ранимым.

Осторожно Сашу за руку. Перебираю длинные, узловатые пальцы. Хочется поцеловать ладонь, уткнуться парню в грудь. Но я даже не Ангелины стесняюсь, просто боюсь сделать любимому больно.

–

Взять бы и растолкать его, - почти читает мои мысли Гела. – Чтоб ворчать начал, улыбнулся.

Девушка тоже тянется к брату, осторожно гладит. На ее глазах слезы.

– Милехин, ну как так можно? – бормочет она. – Ты же всегда таким правильным был! Таким осторожным! Поль, знаешь, мы когда маленькими были, на крышу в прокуратуре полезли. Какой-то звездопад был, отец с нами на работу задержался, а нам приспичило посмотреть. Я со ступенек сорвалась, а Сашка подхватил. Прямо за шкирку. Одной рукой за перекладину на лестнице держался, второй меня держал, пока я не очухалась. А потом долго ворчал и велел говорить спасибо, что не за волосы схватил.

Тихонько смеюсь. Напряжение спадает. Саша здесь, рядом, скоро поправится. Жив и относительно здоров. И плевать, что там будет с тендером, с институтом. Мы вместе, а это главное.

– А ещё, - горячо бормочет Ангелина, - мы как-то петарды сами делали. Саша специально экспериментировать в поле уходил, чтоб ничего не повредить. И меня подальше оставлял, когда запускал. Говорил, что женщина на испытаниях к беде.

– Бабы, - раздается хриплый шепот и мы с Ангелиной тут же устремляемся к нашему любимому мужчине. – Нигде от вас спасения нет, - шепчет парень пересохшими губами. – Даже после операции поспать не даёте.

– Саша, Сашенька, ты как? – склоняюсь над любимым, но так и не рискую к нему прикоснуться. Парень даже глаз не открывает, только губами едва шевелит.

– Воды дать? – споро соображает Ангелина. – Давай аккуратно.

Девушка подносит бутылку к губам брата и он жадно пьет.

– Хреново мне, - выдает наконец. – Весь бок в ожогах. Поль, ты меня с ожогами любить будешь?

– Я тебя любого любить буду! – фыркаю, стараясь сдержать слезы. Наклоняюсь и всё-таки целую Сашину ладонь. Парень тянет пальцы и ласково проводит по моим губам.

– Квочки вы мои, - бормочет с привычной улыбкой в голосе. Разлепляет глаза и я таю под ласковым взглядом самого лучшего в мире мужчины.

А вот Ангелина не тает.

– Милехин, ты охренел в конец? – восклицает гневно. – Решил все гадости, которые в голову придут озвучивать?

– А что, сегодня можно, сегодня не побьёте, - лыбится этот шалопай.

– Я запомню! – хмуро обещает ему сестра.

– А блокнотик запиши, - советует Саша, - а то головушка дырявая, дольше минуты в ней ничего не делается.

– Саш, - влезаю в семейную перепалку, - что всё-таки произошло?

Парень переводит на меня туманный взор.

– Нашла что спросить, - бормочет задумчиво. – Я, если честно, сам толком не понял. Работало всё как обычно. Потом генератор начал резко искрить, я бросился его от проводки отключать, а он как рванет. Девчонки, а знаете, что самое интересное? – в глазах Саши загораются привычные огоньки любопытства. Ну вот, еле разговаривает и все туда же. – Искрить там нечему. Ну, то есть, если постараться, его можно навернуть, но для этого надо в сам механизм лезть, а я его уже сто лет не трогал. Настройки больше по волнам, их можно через пульт управления.