Милфа
Шрифт:
Эти слова цепляют за душу. Всё ещё впереди? Мне почти тридцать шесть. Клуб, который я могу себе позволить — это какое-нибудь йога-сообщество, где учат дышать маткой, носить юбки и вдохновлять мужа.
Внезапно дверь распахивается и в комнату влетает девушка.
Она почти обнажена, но наготу ее скрывает рисунок, нанесённый на всё тело. Красивый, разноцветный боди-арт, делающий из неё яркую, пёструю бабочку.
— Игнат! — истерично заявляет она. — Инга — ебанутая! Художник уже уехал, а эта овца плеснула в меня водой!
— Заглохни, — грубо обрывает её Игнат, его тон заставляет и меня поёжиться. — Ты же знаешь, что я, блядь, терпеть не могу, когда ты верещишь, Диана.
— Так что мне делать? — девчонка притихает, но я вижу, как дрожат её губы. У меня всё потекло.
Она демонстрирует другой бок, где красивый рисунок превратился в кляксы и смазался в грязные подтеки.
— Ничего не делать, Диана. Ты пропустишь выступление. Ещё я не возился с вашими бабскими разборками. Будете истерики устраивать — уволю на хер и пойдёте в дешёвый бар перед алкашами сисками трясти.
— Но я.…
— Пошла отсюда.
Девушка захлопывает рот и пятится, но тут я неожиданно для себя влезаю.
— Может, я смогу помочь? — говорю, а саму в жар бросает. — Я давно не брала в руки кисть, но если есть краски, то….
12
— Краски есть, — кивает девушка.
— Тогда неси, чего стоишь, — рявкает хозяин клуба, и девушка моментально исчезает.
Я же растерянно смотрю на Илью.
Если честно, сама от себя такого предложения не ожидала. Мне же домой надо вообще-то. Роман вот-вот с работы вернётся, и Костя тоже, наверное, голодный.
Как будто вырвалось. Само дёрнуло. Хотя спонтанными решениями я обычно не отличаюсь.
— Ты рисуешь? — спрашивает Илья, но не могу сказать, что в его голосе ярко звучит удивление.
— Ну… вообще нет, уже давно в руки кисть не брала. Но когда-то рисовала, вдруг получится помочь.
— Получится, конечно, — говорит так, будто я глупость сморозила. — Это же как езда на велосипеде или игра на гитаре — раз научился и потом всегда умеешь.
Если бы.
Внезапно внутри закрадывается страх — а вдруг я сейчас действительно не смогу помочь? Опозориться перед племянником мужа совсем не хочется. Настолько, что я начинаю нервничать.
Девушка возвращается буквально через пару минут.
— Вот, — говорит она и ставит на стол небольшой ящик с акриловыми красками для росписи по коже и ткани, брезентовый пенал с кистями, стакан с водой и плоскую пластмассовую палитру.
А еще смотрит на меня с такой надеждой, будто я её последний шанс. Наверное, так оно и есть, видимо, это выступление очень важно для нее.
Чувствую, как ладони становятся влажными, а пальцы дрожат едва заметно, но достаточно, чтобы я это почувствовала. Всё, что стоит на столе, выглядит настолько привычно, но одновременно
Я беру одну из кистей, прохожусь по ее щетине пальцами. Когда-то этот жест был автоматическим, сейчас же я делаю это почти благоговейно. Смешиваю первую краску, пытаюсь подобрать нужный оттенок, прикладываю кисть к палитре.
Рядом девушка стоит напряжённо, ее руки скрещены на груди, локти приподняты, чтобы не мешать, взгляд цепляется за меня.
И не только она. Я чувствую на себе и остальные взгляды. Любопытный Игната.
И Ильи. Другой. Острый. Тревожащий. И я пытаюсь сейчас заставить себя не анализировать его.
Глубоко вдыхаю и делаю первый мазок.
Тёплая кожа девушки под кистью немного прогибается, и я сосредотачиваюсь, пытаясь сделать линию ровной. Руки дрожат меньше, чем я ожидала.
— Порядок? — слышу голос Ильи. Он звучит слишком близко. Неожиданно близко. Настолько, что я задерживаю дыхание, чтобы не вдохнуть его запах и не потерять ориентацию в пространстве окончательно.
Я не поднимаю голову. Если я посмотрю на него сейчас, я точно всё испорчу.
— Да, — отвечаю коротко, сосредотачиваясь на следующей линии.
Работа идет медленно, но с каждым мазком я начинаю чувствовать лучше то, что делаю. Линии становятся чётче, цвета ложатся ровнее. Это чувство... Оно такое новое и знакомое одновременно.
Кажется, будто мои нервы оголены. Но внезапно это ощущается не так, словно мне дышать нечем, а наоборот. Тело вибрирует. Кожа становится чувствительной, в груди что-то приятно щекочет.
Я чувствую, как дышу глубже. Легче. В последний раз я почувствовала себя так, наверное, в тот момент, когда впервые взяла кисть в руки. Это волнует. Даже пугает.
Краска ложится ровно, переход с уже положенного рисунка почти не заметен. Девушка смотрит на меня с таким выражением, будто я творю чудо.
Я заканчиваю последний мазок, отодвигаюсь и осматриваю работу. Получилось... красиво. Даже я не ожидала, что получится сделать это настолько хорошо.
— Вау, — шепчет девушка, глядя на себя в зеркало, и вдруг разворачивается и целует меня в щеку. — Спасибо вам огромное! Вы просто спасли меня!
— Не за что, — отвечаю, но внутри что-то шевелится от ее искренней благодарности.
Игнат подходит ближе, осматривает работу, одобряюще кивает.
— Хорошо. Очень хорошо.
Я благодарно улыбаюсь и киваю, вытирая пальцы лоскутом ткани от краски. Чувствую, как щеки теплеют, а внутри распирает от удовольствия.
И не в том дело, что меня похвалил какой-то парень, а просто… даже не знаю. В пальцах тепло вибрирует. И даже жаль снова убирать кисти в пенал.
Я поднимаю глаза на Илью, и в этот момент он тоже смотрит на меня. Его взгляд проникает так глубоко, что мне становится не по себе. Я быстро отвожу глаза, несколько раз моргнув.