Миллениалы. Как меняется российское общество
Шрифт:
Последняя надежда все же оставляется и связывается с растущим поколением Z, родившимся в 2000-е годы, которое, как ожидается, будет более цельным и дееспособным. Основная причина цельности, оказывается, заключается в том, что оно вырастает «в условиях более жесткой диктатуры». Так, от представления о том, что жизнь поколений определяется преимущественно политическими событиями, мы приходим к фантасмагориям о том, что самым сильным и формирующим поколение впечатлением («первым впечатлением жизни») становится «ранний Путин».
Конечно, это своего рода крайняя позиция (если говорить об интеллигентных версиях), но в ней проявляются все условности и недостатки политизированного подхода. Это взгляд демократически настроенной советской интеллигенции, пережившей Советский Союз. Именно им мы обязаны демократизацией и горбачевской перестройкой. И именно они продолжают смотреть на социальные изменения через призму противостояния власти (в первую очередь
В итоге политизированный подход попадает как минимум в две ловушки. Во-первых, считается, что поколение, чтобы его имело смысл рассматривать социологически, должно стать субъектом коллективного политического действия, т. е. политической группой в веберовском смысле, причем, по всей видимости, должно противостоять существующей власти. Заметим, что и то и другое не вполне очевидно – речь может идти, например, о совершении типических неорганизованных индивидуальных действий, которые отличают данное поколение от других поколений. И во-вторых, политическое действие в сильной степени сводится к электоральному и протестному поведению. Последнее выступает еще более сильным ограничением. Ведь сфера политического заведомо шире. А кроме политической сферы есть другие, не менее важные области деятельности. В любом случае, критерий противостояния власти точно не является единственным и, вероятно, не должен быть главным мерилом социальных изменений. И нам кажется, что отсутствие устойчивого и массового политического противостояния молодежи власти и ее представителям вовсе не означает, что проблематика поколенческих сдвигов и разрывов между поколениями уже не актуальна. Действительно, молодежные группы по ряду признаков становятся менее политизированными, чем их предшественники. И возможно, для молодежи вопрос – поддерживать или не поддерживать В.В. Путина – не является столь судьбоносным, как представляется их старшим собратьям. Они могут не придавать такого значения голосованию в принципе, имея другую оптику и иной взгляд на саму политическую сферу.
Новые формы политического и гражданского
В настоящее время меняется само понимание политического и его границ, которое все меньше увязывается с электоральным поведением. Судя по всему, молодежь все больше оказывается вне зоны влияния политических партий. И речь идет не о российском, а, скорее, о глобальном явлении, когда происходит изменение способов политической организации. Все чаще используются механизмы горизонтальной мобилизации, опирающиеся на новые формы сетевой коммуникации и не связанные с вертикалями власти и партийным представительством. Яркой демонстрацией такого рода действий стали выступления «желтых жилетов» во Франции в конце 2018 г. Несложно предположить, что подобное движение распространится на другие страны, ибо оно улавливает и выражает более общий политический тренд, который особенно характерен для молодых поколений. Традиционные политические партии в этой ситуации рискуют остаться не у дел.
Заметим, что американские миллениалы, например, также в меньшей степени, чем старшие поколения, идентифицируют себя с конкретной политической партией, примерно половина из них заявляют о своей политической независимости и о том, что не поддерживают никакую конкретную политическую партию [Millennials in Adulthood…, 2014].
Не менее важно и то, что социальная энергия и коллективное (мобилизованное) действие могут уходить в другие плоскости и другие формы активности. Это хорошо выражено, например, Е. Омельченко в интервью «Republic». Молодежь вовсе не пассивна, она проявляет выраженное стремление влиять на происходящее и быть услышанной. Но реализуется это стремление в других формах. Возрастает ориентация на гражданские проекты неполитизированного свойства, связанные с большей индивидуализацией и политикой малых дел. Их объектами в большей степени становятся экология и защита животных, городские инициативы, спортивные практики, разного рода волонтерство. Они воплощаются в локальные предпринимательские проекты, соединяющие экономические и гражданские начинания [Омельченко, 2018].
Например, опросы населения показывают, что более половины взрослого населения (в большей степени люди молодого и среднего возраста) вовлечены в разного рода волонтерскую деятельность по безвозмездному оказанию помощи [Волонтерство…, 2014]. Волонтерство иногда может внешне напоминать советские практики (например, проведение субботников), но по сути является иной, добровольческой, а не принудительной деятельностью. Добавим, что подобная активность чаще всего не имеет политического характера (о несовместимости волонтерской и протестной деятельности см.: [Оберемко, Истомина, 2015]).
В каких еще сферах реализуется социальная и гражданская активность? Это должно стать предметом более пристального
Общая гипотеза о социальном переломе
Наша позиция сильно отличается от изложенного выше политического подхода. Последовательная приверженность такому подходу и убежденность в том, что «советский простой человек» по-прежнему доминирует как антропологическая модель, на наш взгляд, мешают увидеть важные социальные сдвиги 2000-х годов, оказывающиеся на периферии такой модели или вовсе за ее пределами. Чтобы увидеть эти изменения, нужно как минимум сменить оптику. Для этого социология должна развернуться в сторону культурно-исторического подхода к анализу поколений, который не тождественен политическому (и тем более политизированному) подходу.
Конечно, мы согласны с тем, что, несмотря на вековечные конфликты между отцами и детьми, молодые поколения в принципе могут во многом повторять траекторию отцов или не слишком сильно от нее отклоняться. Межпоколенческие переходы могут быть сглаженными, что особенно характерно для традиционных обществ или отдельных социальных групп (примером могут послужить крестьянские общины) [Мангейм, 2000, с. 43]. Кроме того, в любых обществах или группах старшие поколения влияют на младшие через образование, ведущее к накоплению человеческого капитала, и воспитание, способствующее накоплению культурного капитала. Смежные поколения часто сопереживают одни и те же значимые события, и благодаря этому изменения принимают более сглаженный характер, а границы между поколениями становятся более условными.
Но возможны и качественные разломы, когда отношения между смежными поколениями выходят за рамки традиционного конфликта отцов и детей. Конфликт все-таки предполагает наличие содержательной коммуникации (пусть и протекающей в форме столкновений). Разлом же возникает при разрушении коммуникации, при котором артикулированный конфликт может отсутствовать: сторонам просто не о чем разговаривать, предмет для конфликта отсутствует, но и взаимопонимания тоже нет. В этом случае речь идет не просто о серьезных изменениях восприятия и поведенческих практик, но о переходе поколений в ситуацию своего рода параллельного сосуществования [7] . И тогда дело оказывается не в том, что миллениалы выступают против идеалов своих отцов и дедов, они, видимо, просто не идентифицируют их ни как идеалы, ни как то, с чем следует бороться.
7
Помимо традиционного конфликта отцов и детей, могут возникать особого рода конфликты, связанные с нарушением межпоколенческой передачи ценностей [Стародубровская, 2016].
Предлагаемая нами общая гипотеза заключается в том, что в 2000-е годы мы пережили социальный перелом, последствия которого будем ощущать долгие годы. В отличие от 1990-х годов, этот перелом в России не связан непосредственно с радикальными политическими или экономическими преобразованиями, – напротив, он происходил в отсутствие серьезных реформ, в период стабилизации и был вызван скорее сменой поколений – приходом более молодых людей с другими поведенческими практиками и способами восприятия происходящих событий. Конечно, смена поколений происходит периодически и сама по себе не является чем-то экстраординарным. Возрастные различия более или менее значимы в любое время, но мы полагаем, что именно сейчас они становятся более актуальными, выходя за рамки обычной коллизии отцов и детей. Происходят (во многом уже произошли) важные социальные сдвиги, которые скажутся в будущем и на последующих поколениях (подступающее поколение Z, вероятно, усилит эти тенденции). Представители социальных наук рискуют упустить эти сдвиги – отчасти в силу чрезмерного фокусирования на политических противостояниях и экономических катаклизмах, отчасти по традиционному увлечению анализом структурных параметров или систем ценностей, которые относительно ригидны и часто не позволяют уловить происходящие изменения [8] .
8
Приверженцы сохранения модели советского простого человека продолжают отстаивать прежнюю позицию. Достаточно сказать о публикации, вышедшей в конце 2018 г. под заголовком «Отцы как дети и дети как отцы». Заметим, что наличие поколенческого разрыва в России в ней уже признается, просто, по мнению автора, он происходит «на уровне практик, но не ценностей» [Волков, 2018]. С этим мнением мы не станем спорить. Хотя и здесь решение вопроса зависит от того, как спрашивать о ценностях. Если речь пойдет об общих формулировках, оторванных от повседневных практик, то такие ценности в ответах респондентов могут пережить и не одно поколение, даже если более молодые будут вкладывать в эти формулировки иной содержательный смысл.