Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
— Вот оно что.
— Но с моральной точки зрения это вполне оправданно. Ее права сознательно нарушаются лицами, которым следовало бы отвечать за ее защиту.
— Вот как?
— Я могу привести пример. Как вам известно, Лисбет запрещено посещать, она не имеет права читать газеты или общаться с внешним миром. К тому же прокурор добился, чтобы ее адвокату запретили разглашать информацию. Анника мужественно придерживается служебных инструкций. Зато сам прокурор является главным источником информации
— Неужели?
— Вот, например, эта статья. — Микаэль достал вечернюю газету недельной давности. — Источник в следственных органах утверждает, что Лисбет невменяема, в результате чего газета пускается в рассуждения о ее душевном здоровье.
— Я читал статью. Это чушь.
— Значит, вы не считаете Саландер сумасшедшей?
— На этот счет я высказываться не могу. Зато мне известно, что никаких психиатрических экспертиз не проводилось. Следовательно, в статье написана чушь.
— О’кей. Но я могу документально доказать, что эти сведения выдал полицейский по имени Ханс Фасте, работающий на прокурора Экстрёма.
— Вот как.
— Экстрём потребует, чтобы процесс происходил за закрытыми дверьми, а это означает, что никому со стороны не дадут изучить и оценить доказательства против Саландер. Но что еще хуже… поскольку прокурор изолировал Лисбет, она не сможет собрать материал, который ей необходим для организации защиты.
— Если я правильно понимаю, этим должен заниматься ее адвокат.
— Лисбет, как вы наверняка уже успели заметить, очень своеобразный человек. У нее имеются тайны, в которые я посвящен, но не имею права посвящать Аннику. Только сама Лисбет может решить, хочется ли ей прибегнуть в суде к такой защите.
— Ага.
— И чтобы иметь возможность принять решение, ей требуется вот это.
Микаэль положил на столик принадлежащий Лисбет Саландер карманный персональный компьютер «Палм Тангстен Т3» и зарядное устройство.
— Это важнейшее оружие из арсенала Лисбет. Оно ей необходимо.
Андерс Юнассон посмотрел на карманный компьютер с подозрением.
— Почему бы не передать его ее адвокату?
— Потому что только Лисбет знает, как добраться до доказательств.
Андерс Юнассон долго сидел молча, не прикасаясь к компьютеру.
— Позвольте мне рассказать вам о докторе Петере Телеборьяне, — сказал Микаэль, доставая папку, где у него хранился весь важный материал.
Они просидели, тихо переговариваясь, более двух часов.
В начале девятого вечера, в субботу, Драган Арманский покинул офис «Милтон секьюрити» и дошел до синагоги прихода Сёдер, расположенной на Санкт-Польсгатан. Он позвонил, представился, и раввин лично впустил его внутрь.
— У меня здесь назначена встреча
— Вам на второй этаж. Я вас провожу.
Раввин предложил Арманскому кипу, которую тот с сомнением все же надел. Он воспитывался в мусульманских традициях, так что ношение кипы и посещение синагоги в число каждодневных привычек его семьи не входило. С кипой на голове он чувствовал себя неловко.
Ян Бублански тоже был в кипе.
— Привет, Драган. Спасибо, что выкроил время. Я попросил раввина выделить нам комнату, чтобы никто не мешал разговаривать.
Арманский уселся напротив Бублански.
— Полагаю, у тебя имеются веские причины для такой таинственности.
— Я не стану ходить вокруг да около. Мне известно, что ты друг Лисбет Саландер.
Арманский кивнул.
— Я хочу знать, что вы с Блумквистом затеваете, чтобы помочь Саландер.
— Почему ты думаешь, что мы что-то затеваем?
— Потому что прокурор Рихард Экстрём дюжину раз спросил меня, насколько вы в «Милтон секьюрити» в курсе расследования дела Саландер. Он интересуется не шутки ради, а потому что беспокоится, как бы ты не устроил чего-нибудь такого, что повлияет на позицию СМИ.
— Хм.
— А раз Экстрём беспокоится, значит, он опасается или знает, что ты кое-что затеваешь. Или, по крайней мере, что тоже вероятно, разговаривал с кем-то, кто этого боится.
— С кем-то?
— Драган, давай не будем играть в прятки. Ты знаешь, что Саландер в девяносто первом году подверглась противозаконным действиям, и я опасаюсь, что во время суда она подвергнется им снова.
— Ты являешься полицейским в демократическом обществе. Если у тебя имеется какая-то информация, тебе следует действовать.
Бублански кивнул.
— Я и собираюсь действовать. Вопрос в том, как.
— Объясни толком, что тебе надо.
— Я хочу знать, что вы с Блумквистом затеяли. Думаю, сложа руки вы не сидите.
— Это сложно. Откуда мне знать, могу ли я тебе доверять?
— Существует отчет девяносто первого года, обнаруженный Микаэлем Блумквистом…
— Я с ним знакомился.
— У меня больше нет доступа к отчету.
— У меня тоже. Оба экземпляра, имевшиеся у Блумквиста и его сестры, исчезли.
— Исчезли? — переспросил Бублански.
— Экземпляр Блумквиста украли, вломившись к нему в квартиру, а копия Анники Джаннини пропала при разбойном нападении на нее в Гётеборге. Все это произошло в тот же день, когда убили Залаченко.
Бублански надолго замолчал.
— Почему нам об этом ничего неизвестно?
— Как выразился Микаэль Блумквист: для публикации существует только один нужный момент и бесчисленное множество ошибочных.
— Но вы… он собирается что-то опубликовать?