Миллениум

Туровский Казимир

Едва ли откроется великий секрет, если кто-то скажет, что все люди делятся на две категории: те, кто любит поскандалить, и те, кто всеми силами пытается избежать конфликт. ОНА относилась ко второй, но ситуация повернулась таким образом, что любая мирная форма поведения непременно привела бы к полной потере ее личности, так как в нашем переполненном формальностями обществе паспорт – и есть наша личность; и только бумага с фотографией и голограммой может подтвердить: вы это или не вы. Никакой сонм свидетелей, никакие клятвенные уверения, доподлинное знание приватных кодов,

паролей и имен, не говоря уже о слезах и мольбах – не в состоянии убедить компетентные органы, а так же бюрократов всех уровней и мастей, – тот ли вы индивид на самом деле, за кого себя выдаете или другой; и любые попытки вернуть доброе имя и фамилию окажутся бесплодными, если у вас в кармане не лежит лист из целлюлозы с синей печатью в пол лица. Как мы раньше жили в допечатное время? – видимо, каждый мог быть тем, кем сам захочет!

Выбора не было. ОНА вывернула свое естество наизнанку и приготовилась отстаивать свою похищенную идентичность до конца, даже если потребуется схватить обидчицу за горло; хотя в душе надеялась, что до этого не дойдет.

Пробравшись к креслу «злотворительницы», ОНА скрипнула зубами и, нагнувшись, прошептала в ухо с дребезжанием в голосе и переходами на дискант, какие бывает при сильном волнении:

– Или вы мне сейчас же отдадите паспорт и деньги, или я вызываю сотрудников правопорядка!

Правосудие

Это была дама уже давно не средних лет, однако облик ее и глаза еще отличались живостью. Особенно глаза!.. Они ей сразу не понравились… Пронзительный, матерый взгляд, хитрый и цепкий; который совсем не гармонировал с элегантной одеждой и благородной осанкой женщины.

Пожалуй, ультиматум, злобно прошипевший в ее ухе, не вызвал ожидаемой реакции. Дама в шляпе спокойно, без тени удивления, повернула голову и даже показалось, что по ее лицу пробежала еле заметная улыбка.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! – достаточно громко сказала дама в белом, так что ближайшие соседи обернулись.

– Отдавайте мой паспорт! – уже громоподобно сказала ОНА, начиная заводиться и закипать.

– Какой еще паспорт? Вы в своем уме?! – парировала оппонентка.

– Сию минуту открывайте сумочку и предъявляйте мой паспорт! – закричала ОНА дрожащим от возбуждения голосом.

Снова ей показалось, что женщина в белой шляпе улыбнулась уголком рта перед тем как с расстановкой произнести:

– Да помогите же граждане! Какая-то сумасшедшая!

Диалог перешел на такие высокие ноты, что весь салон невольно включился в назревающее противостояние.

Тем временем, автобус доехал до очередной станции. В среднюю дверь ворвался уже известный таксист. Нервно озираясь то вправо, то влево, а так же подпрыгивая на месте, водитель такси увидел, наконец, потерпевшую и обвиняемую сторону, и, с неподдельным энтузиазмом, закричал:

– Да, да, в белой шляпе! Я понятой! Держи воровку!

Двери закрылись, но таксист успел выскочить.

– В чем дело, девушка? Зачем вы пристаете к этой даме? – спросила представительного вида соседка, сидящая напротив.

– Эта мошенница украла у меня паспорт у кассы… и деньги. Куда я теперь без паспорта?

– Вы уверены?.. – переспросила представительного вида соседка.

– Абсолютно уверена! Вы слышали свидетель кричал?! Кроме нее рядом никого

не было… Немедленно отдавайте паспорт! – возопила ОНА над ухом преступницы и схватилась за сумочку.

– Помогите кто-нибудь! Это же ограбление среди белого дня! – несколько театрально застонала мошенница. – Спасите!

В жизни мы нередко уходим от необходимости судить, отдавать свой голос, вставать на чью-то сторону, спорить, защищать, искать правду, добиваться справедливости… (Примерно так заметил бы какой-нибудь отставной мировой судья, уже исполненный чувства выполненного долга и поэтому имеющий полное моральное право распространять подобные пасквили, глядя на нас со стороны.) Часто, что греха таить, мы не ввязываемся, не суемся в чужие неприятности, промолчим, отвернемся, не остановимся, чтобы помочь… Иногда – осознанно, терпеливо после этого дожидаясь пока выветрится запах подгоревшей совести; а иногда – бездумно, мимоходом, захваченные своими насущными проблемами, обремененные, уставшие, – проходим мы мимо посторонних бед… Бывает, бывает с нами такое!.. Даже принимая во внимание то обстоятельство, что обычно мы – не такие уж плохие! (Впрочем, оправдания ради, каждый обязан сам пронести свой крест от начала до конца… Так, по крайней мере, говорят.)

Но закрытое пространство автобуса, в данном конкретном случае, не предоставило пассажирам никакого снисхождения, опустив глаза, пройти мимо… Стена за спиной – лучшая мотивация к наступлению; поэтому присутствующие бурно приступили к судебно-следственной процедуре; причем прокуроры и адвокаты разделились примерно поровну. Дело приняло общественный характер. Затянуло с головой всех. Не один не остался равнодушен.

– В самом деле, пусть покажет сумочку! – кричали одни.

– А вдруг юная леди сама грабительница! – выкрикивали другие.

– Рыться в чужих сумках – низко! – убеждали правые.

– Вас бы на ее место! – без указания на чье, приговаривали левые.

– Куда же ОНА, бедная, без паспорта?! – сетовали защитники.

– Отстаньте от порядочной дамы! – выражали негодование обвинители.

Автобус притормозил на остановке. Таксист, естественно, не мог так просто отречься от своих обязательств, и уже который раз, обогнав городской транспорт, поджидал его на следующей станции. Как только дверь открывалась, тот влетал на подножку и с искренним возмущением кричал:

– Я видел! Все видел! В белой шляпе!

Прения между тем продолжались. В салоне стоял невыносимый гвалт. Люди спорили с подлой и лицемерной мошенницей, препирались с возбужденной потерпевшей и бранились меж собой. Причем оба враждебных лагеря приводили убедительные доводы, огрызались, не уступали. Водитель, информированный кондуктором, тоже несколько раз выглядывал из кабины и отпускал в громкоговоритель жесткие реплики.

Спустя положенный интервал уже никто не удивился появлению привычного персонажа, будто у того не было денег на проезд, и несчастный настырно бежал за автобусом… причем очень быстро; либо это были его братья-близнецы, числом не менее пяти, расставленные по всему маршруту, – именно столько раз таксист показывался в дверном проеме, звучно выкрикивая свои неизменные «я все видел!», и исчезал, как только начиналось движение.