Миллиард секунд
Шрифт:
Без возможности на восстановление…
Эта сука знает, на что давить. Никто ей не помешает осуществить план и убрать неугодных. Ее муженек в руководстве города работает, хрен кто скинет эту грымзу с должности, и в тюрьму ее не посадят за нарушение закона. Так всегда. Если бы не она, я бы уже давно ушла отсюда и жила бы счастливой жизнью.
С любящими родителями…
Стоп, Ева! Вспомни, они всегда только поначалу добрые. Стоит только покинуть стены заведения, они превращаются в настоящих правителей адской цитадели. Где у тебя нет права на личное мнение,
– Вот и славно, – директор нарушает тишину, возникшую между нами. – Иди на уроки и извинись перед Иваном.
– За что? – чуть ли не выкрикиваю я.
– За моральный и физический ущерб.
– Но я не…
– Таблетки!
Сука! Гребаная сволочь! Знает же, что без них я труп. Была б ее воля, давно бы мне ничего не давала и позволила бы умереть, как бездомному щенку.
Как Мише…
Она раздавала нам по минимуму, медсестра следила, чтобы мы соблюдали режим. Только его не было с самого начала. Лекарств не хватало. И ни единую душеньку в этом богом забытом месте не волновало наше состояние. Наша боль. Наше здоровье, которое не улучшалось.
А вот любимому Ванечке позволено все! И лекарства в нормальных дозах, и за прогул уроков по башке не получает. Даже драться может с кем угодно и где угодно. Его не накажут, не посадят в изолятор. Нет. Он же любимчик, подает надежды в науке. Знаете какие? Рассказать?
Их нет. В смысле надежд. Есть только одна, и зовут ее Римма Васильевна.
Этот гад у меня за все ответит. Все ответят. За слухи, которые тот придурок распустил, за драку с Мишей, за больницу, где с ним обращались, как со скотом.
И за деньги, которые ему так и не перевели…
Сука!
Как будто Ванька не знал, что с ним может случиться, если меня довести. А он довел. До грани. И я готова прямо сейчас ее переступить. Этот придурок еще попляшет у меня. А лекарства… На счету вроде бы осталось немного денег. Хватит, надеюсь, на упаковку.
Тихо прохожу в комнату, где, радуясь, что все сидят в общей гостиной, не смежной со спальней, надеваю верхнюю одежду и так же на цыпочках выхожу. Только не к выходу иду, а к подвалу. Мало кто знает, что там есть проход. Как в Хогвардсе было семь потайных ходов. Вот и у нас есть, только один. Выводит сразу же к люку. Силенок бы хватило его поднять.
Знаю, где эту сволочь искать. Как обычно, в парке шатается со своей компашкой. Скажет, что был на уроках, даже домашку готовую покажет. Не знаю, откуда он ее берет. Да мне по хрен. Сейчас главное – найти его. И чем скорее, тем лучше.
Он у меня получит. И тот художник-благотворитель получит. Козел.
– О, куда спешишь, малая? – путь преграждает Санек. Он тоже когда-то был детдомовским, пока родителям не вернули права и его не забрали в обычную школу. Теперь недалеко от нас ошивается, следит, как говорится. Только эта слежка что-то не особо помогает.
Мише не помогла…
– Ваню видел?
– А, этот? Так он в парк потопал.
– Ты идешь со мной, – тяну парня за руку
– Эм… Я вообще-то собирался…
– Этот ублюдок пристал ко мне на улице, избил Мишку и обвинил во всем меня. А потом…
– Ясно, пошли.
Теперь уже Санек тянет меня за руку в нужную сторону. Идем. Быстро идем. На бег переходим, когда видим одну из нянечек интерната. Та немедленно все директрисе доложит, да еще и премию получит, и Санек знает об этом, как никто другой.
Сердце стучит как бешеное. Задыхаюсь. Быстро устаю. Давно не бегала. Но лучше так, чем спалиться перед очередной грымзой.
– Ты как? Можешь дальше? – спрашивает парень, когда мы проходим за ворота и останавливаемся посреди аллеи. Темно так. Одна лампочка перегорела. Опасно тут находиться простым смертным. Но не нам. У нас иммунитет.
– Да, только передохну.
Вот что значит физическая подготовка на нуле. Это чаще всего меня подводит, когда хочу свалить на улицу. Сейчас почти не подвело. Надо лекарство принять. Как только разберусь с этим придурком, приму. Главное, без палева вернуться в интернат.
Людишки снуют туда-сюда, смотрят на нас, как на последнее говно. Что, ни разу детей не видели? Наверняка свои дома ждут. Но вы все равно начинаете смотреть на нас, как на дерьмо, недостойное шагать по тем же улицам, что и вы. Чем мы отличаемся? Одеждой? Взглядом? Походкой? Да ничем! Просто вы видите то, что хотите видеть.
– Смотри! Вот он! – Санек указывает на сгорбившегося мальчишку. Один. Без свиты. Ну, все, придурок, я тебя нашла!
– Слышь, сюда иди! – кричу на весь парк.
О, голову поднял, увидел, кто на него смотрит, а главное – кто зовет. Поздно бежать, урод сраный, сейчас ты за все ответишь!
Санек быстро догоняет Ваню и скручивает его.
– Думаешь, я совсем дура, и не догадаюсь, что ты напиздел жабе? – нажимаю предплечьем на горло. Краснеет. Санек сзади держит, я спереди. Не вырвешься, крысятина.
– Так тебе и надо, дура тупая! Твой дружок заслужил самой гадкой смерти.
Сука! Он не смеет говорить так о Мише! Не смеет! Ему тут же прилетает от меня между ног. Не по правилам, по-бабски, но так ему и надо. Заслужил. За все свои проступки, за ту подставу, что обрушил на нас. На Мишу, на меня. Даже Наде досталось. Морально.
Ах, ты еще и плюешься, чмо на ножках? Сейчас ты у меня получишь!
– Стойте! Вы что творите?
Как же, мать его, вовремя! Вот я не пойму, какого хрена эти обожравшиеся мажоры крутятся в парке отбросов?
Глава 5. День рождения
Снова утро, снова завтрак, и снова я в мастерской. Берусь все за ту же картину. За «Хлою». И снова вижу перед собой Яну. Ее взгляд, ее губы, ее улыбку. Блеск русых волос, мелкие морщинки в уголках глаз. И тело ее. Идеальное. Передо мной была именно она, только без цвета и конкретной прорисовки.