Миллиардер-3. Конец игры
Шрифт:
—Пойдем, — девушка потянула его за рукав, — ты голоден?
—Нет. — Андрей за целый вечер съел, быть может, пару оливок, но голода, как ни странно, не чувствовал. — А вот бокал коньяка выпил бы с удовольствием.
—Я, пожалуй, тоже. — Голос Катарины звучал непривычно мягко. — У тебя был, кажется, хороший армянский.
Через крытую веранду прошли в гостиную. Гумилев приготовился уже дать команду умному дому, чтобы включил освещение, но Катарина опередила его.
—Я зажгу свечи, а ты доставай коньяк.
—Просто
Пока он выбирал коньяк, девушка зажгла три свечи и расставила их по периметру низкого журнального столика из полированной яшмы. Огоньки свечей таинственно отражались в завитках и спиралях полудрагоценного камня, создавая удивительную игру света и тени.
Гумилев поставил на столик бутылку и два пузатых бокала.
—Если уж мы собрались пьянствовать, — сказал он, — то следует позаботиться и о закуске. Дорогая, достань, пожалуйста, из холодильника лимон.
Наполнил бокалы темным, терпко пахнущим напитком. Протянул один Катарине.
—Надо сказать тост, — спохватилась девушка, уже поднеся бокал ко рту. — Давай выпьем за тебя… и за то, чтобы твои мечты однажды сбылись.
«У меня лишь одна мечта, — хмуро подумал Андрей, — и я не уверен, что тебе понравится, когда она сбудется».
—Согласен, — сказал он, чокаясь со своей надзирательницей. Певуче запели столкнувшиеся бокалы.
—Я давно хотела тебе сказать, — Катарина подвинулась поближе к нему, — ты очень привлекательный… в смысле, как мужчина.
«Соблазняет она меня, что ли?» — удивился Гумилев.
—Спасибо, дорогая. Но мне всегда казалось, что у нас с тобой чисто деловые отношения.
Девушка не смутилась.
—Конечно. Но это не мешало тебе два года назад пытаться уложить меня в постель.
—Когда это? — возмутился Андрей.
—В Париже, а потом в Риме. Жаль, что ты этого не помнишь, — со стороны смотрелось довольно комично.
—Комично? У тебя странные представления о том, что такое комедия.
—Комедия — это то, что ты тогда ломал передо мной. Ты что же, и вправду думал, что девушка не может отличить настоящую страсть от искусственной? Да и кто бы тебе поверил, зная, что ты только что перенес такой удар…
—Что же ты сразу не сказала? Я бы не потратил столько времени зря.
Она забавно сморщила носик.
—Во-первых, полузнакомому мужчине такие вещи не говорят. Во-вторых, вполне возможно, что для тебя это было не потерянное время.
Андрей вопросительно взглянул на нее.
—Ты привыкал ко мне. Привыкал жить рядом со мной. Бабушка предупреждала, что это будет сложнее всего. Ты мог меня возненавидеть, и я бы тебя поняла.
—Тогда почему ты не попыталась перевести наши отношения в другую плоскость? В Париже это было возможно…
—Потому что тогда ты возненавидел бы меня наверняка, и очень скоро. А так у меня был шанс.
Катарина откинулась в кресле, короткое
Он отпил немного коньяка и покатал жидкость на языке. Почувствовал вкус мягкого, обволакивающего огня и тут же вспомнил о Син.
«Син, — сказал себе Андрей, — это все из-за нее. Она разбудила во мне давно забытые желания… расколола панцирь, в котором я жил последние два года. На самом деле я хочу вовсе не эту холодную нацистку, а ее, загадочную незнакомку из бара. Они совсем разные: Син — это пламя, а Катарина — лед. Я и так слишком замерз, мне нужен огонь…»
—Я уважаю сильных мужчин, — продолжала между тем Катарина. — А ты сильный, Андрей. Ты справился со своими эмоциями, научился жить по правилам, которые навязали тебе твои враги…
—Ты считаешь это проявлением силы?
—Я не договорила, — ее пальцы легко коснулись его руки. — Несмотря на все это, ты не сломался. Я уверена, что в глубине души ты вынашиваешь планы мести. Мне, бабушке, всем, кто сорвал твою экспедицию и похоронил твою мечту. Ты, конечно, будешь отрицать это, и я тебя за это не виню…
—Не буду, — покачал головой Гумилев. — Я бы уничтожил вас всех при первой же возможности. Если бы не Маруся…
«Зачем я это говорю? — в смятении подумал он. — Теперь они никогда не отдадут мне дочь…»
—Я и так это знаю, — словно прочитав его мысли, улыбнулась Катарина. — Слишком хорошо успела тебя изучить. И вот что… Я не стану предупреждать об этом рейхсфюрера.
Она вытянула длинную ногу и положила ее на бедро Андрею. Слегка пошевелила пальчиками, уронив изящную черную туфельку на пол.
—Почему? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
—Потому что это мне нравится. Гораздо интереснее иметь дело с умным и сильным противником, чем с раздавленным слабаком. Если бы ты сломался, я начала бы тебя презирать.
Он не хотел этого. Но рука его сама легла на гладкую, как шелк, ногу Катарины.
—А что ты станешь делать теперь? — спросил Андрей, пытаясь совладать с наваждением. — Когда знаешь, что я не пощажу тебя, если представится случай?
Она потерлась об него маленькой теплой ступней.
—Теперь я тебя хочу. А когда все закончится — убью.
—Спасибо за откровенность, — проговорил он, чувствуя, как с хрустом рассыпаются остатки его панциря. — Что ж, пожалуй, мы друг друга стоим…
—Тогда иди ко мне, — прошептала она, грациозно соскальзывая с кресла на ковер. — Иди ко мне, мой желанный. Мой мужчина. Мой враг.
—Ты спишь?
—М-м-м… уже нет…
—Ты всегда такой… необузданный?
—Смешное слово.
—Дикий!
—Не мне судить… Что у тебя с лицом?