Миллион и один день каникул
Шрифт:
— А вы, Нессе?
Нессе нахмурилась.
— Было как-то нехорошо. Тяжко или тоскливо — не пойму.
— А я хлопнулась в обморок, — весело сказала Татьяна. — А потом стала волноваться за дедушку и бабушку.
— И я волновалась, — добавила Нессе. — Они у нас старые.
Наконец мы с Игорем улизнули из-за стола, ссылаясь на категоричное распоряжение профессора. Об облаке, как мы выяснили, девушки даже не слышали.
— Ну и исследователи! — злился Игорь, сбегая по лестнице.
— А жа-аль, что вы уходите, — пропел я, подражая сестрам. — Тампель очень красивый вечером!
Тампель
И двинулись вперед очень осторожно. А потом стали перемигиваться, как заговорщики, бессмысленно что-то восклицать и громко смеяться. Ох, Тампель, Тампель, славный шутник, как ты приветлив и мил с гостями! Ты открываешь перед нами кафе, и мы, хотя и поужинали, устремляемся туда, чтоб послушать веселый квартет и поболтать с тампельцами. Но, увы, чем ближе мы к нему подходим, тем расплывчатее становятся двери, и вот уже нет кафе — оно растворилось в ночном воздухе, осталась лишь веселая песенка от несуществующего квартета, а вдали — да нет, в каких-нибудь сорока шагах — уже сияет театральная эстрада и стоят пустые скамейки. Что ж, играть так играть! Мы делаем вид, что садимся на скамейку, которой на самом деле нет, и прыгаем в детскую карусель, мчимся сквозь летнюю библиотеку и плавательный бассейн; нам все нравится — кафе и театры, ледники Антарктиды и песчаный самум, — все, что ты даришь нам в этот вечер, обманщик Тампель.
Наш бег за призраками кончился тем, что Игорь врезался головой в ствол дерева. Оно было не освещено и до обидного настоящее, с тугой шершавой корой. Игорь упал с глухим стоном на землю, потом вскочил, схватился за голову.
— Хватит! — закричал он. — К черту весь этот город! Тут и людей никаких нет!
— Почему нет? — прозвучал мягкий голос. — Люди есть.
Мы обернулись и увидели фигуру в белом.
— Исчезни! — шепотом сказал Игорь.
— В самом деле, проваливай! — вскипел я. — Тут не до привидений.
Привидение вело себя смело. Оно приблизилось, взяло Игоря под руку:
— Пойдемте. Вам надо сделать компресс.
— Вы что — медсестра?
— Педагог.
В лифте мы рассмотрели ее. Глаза большие, спокойные. Зовут Соня.
— Классическая шишка. — Соня потрогала лоб Игоря. — У меня один мальчик тоже стукнулся о дерево. Он так и сказал: классическая.
Говорила она лениво, будто через силу, но очень приятно, успокаивающе.
— Садитесь. Сейчас принесу лед.
От компресса Игорь размяк.
— Вы
— Да. А что?
— Неплохо.
— Вы можете сидеть, пока не придете в себя.
Так мы и сидели в красивой гостиной, любуясь картинами в старинных массивных рамах и видом солнечного моря в открытом окне.
— Иллюзия? — спросил я, кивнув на окно.
— Да, — сказала Соня. — Убрать?
— Нет, не надо.
Море было как настоящее. Колыхалась на окне легкая штора, и пахло соленым ветром.
— Вы, наверное, приезжие?
Мы признались, что приезжие.
— У нас зона отдыха в другом месте, — сказала Соня. — А это так… Хотите потанцевать?
Танцевала она очень хорошо — легко, послушно. Но ни разу не улыбнулась. Она как будто спала с открытыми глазами.
— Вы почему такая печальная? — спросил Игорь.
— Почему печальная? Я такая. — Она провела ладонью по лицу, будто смахивая паутину. — Трудный был день. Читала ребятам книгу. Вдруг все вскочили. Побежали. Я — за ними. Я им кричу, а они бегут. Потом один налетел на дерево.
— Понятно, — сказал Игорь, переглянувшись со мной. — Соня, я снимаю компресс.
Соня кивнула.
— Сегодня захотела уехать, — сказала она как бы про себя.
— Куда? — спросил Игорь.
— Не знаю.
«Парни из Тампеля есть на Марсе, а девушки вышли замуж в подводном городе», — вспомнил я слова трех сестер.
— У нас бывают разные картины… Амазонка… Лунные горы…
Я смотрел на Соню и знал, что сейчас передо мной две девушки. Одна родилась и всю жизнь прожила в Тампеле, она была здесь, она красиво танцевала. Вторая как будто беседовала с нами, но отвечала лишь сама себе, на свои тревожные вопросы. Где она бродила сейчас, по каким землям? Мы этого видеть не могли. Не могли, как не можем увидеть вот эту вазу с цветами изнутри и снаружи сразу!
— Нет, не хочу туда, — сказала Соня.
Она даже топнула ногой. Но вдруг глаза ее вспыхнули, она бросилась к двери.
— Папа!
Итак, размышления мои были верные: разве мог я, смотря на танцующую дочь, видеть за своей спиной ее отца, этого маленького славного человека. Он действительно показался мне очень славным, сразу располагающим к себе то ли своей мягкой улыбкой, то ли смешными усиками. Но в следующее мгновение я опешил, услышав имя и фамилию: Иосиф Менге. Игорь помрачнел, подозрительно скосил глаза: кажется, он пытался представить безобидного отца Сони изобретателем коварного визуализатора, вошедшего во все учебники.
— Я вас знаю, — сказал Менге. — Вы прилетели с Бриговым. И вижу, — с улыбкой добавил он, — что вам кое-что в Тампеле не нравится.
— Ты угадал, папа. — Соня выразительно указала на лоб Игоря. — Берегитесь, мальчики, мой отец — опасный человек…
— Вы что, читаете чужие мысли? — мрачно сказал Игорь.
— Только свои. — Менге усмехнулся. — Пойдемте, я вам покажу нечто имеющее отношение к вашему путешествию.
Менге привел нас в совершенно пустую комнату с матовыми стенами и без окон. Одна стена чуть поблескивала, вероятно — экран. Мы принесли из гостиной кресла, сели. Хозяин, нажав кнопку на стене, взял из выскочившего ящичка небольшой белый обруч.