Миллион миль
Шрифт:
На мостике стояла полная тишина, если не считать попискивания асдика в громкоговорителе. Мы следили за этими смутными тенями, чтобы повернуть сразу, как только они повернут, и следовать прямо, если они идут прямым курсом. Страшное напряжение ночных вахт нельзя передать словами. В это время тебя тащат в прямо противоположные стороны самолюбие и тревога. Очень легко упустить поворот линкора, находящегося в 1000 ярдов. И точно так же легко потерять головного мателота, который не несет даже затененного синего огня на корме.
Эти ночи полны странной таинственности. Мостик словно отделяется от
К рассвету, серому и унылому, мы оказались внутри опасной зоны в неприятной близости от острова Галита.
И на рассвете мы нагнали конвой, который должны были прикрывать. Они появился на южном горизонте с первыми лучами солнца — 4 транспорта, до предела нагруженные припасами, которые были отчаянно нужны Армии Западной пустыни, сражавшейся с итальянцами под Сиди-Баррани. Если все и дальше так будет продолжаться, то конвой пройдет.
Мы слегка снизили скорость, чтобы приготовиться к отражению воздушных атак. «Арк Ройял» и «Ринаун» остались за кормой. Эсминцы принялись метаться среди транспортов, чтобы перестроиться в новый ордер ПВО.
Нам было приказано развести пары в третьем котле. Третий котел — это всегда дурной знак для эсминцев. Он означает: «Приготовиться к неприятностям». На двух котлах эсминцы типа «F» могут развить скорость 27 узлов. Три котла необходимы, чтобы дать полный ход. Но 27 узлов всегда хватало при проводке любого конвоя.
В 9.23 мы перехватили радиограмму, в которой сообщалось о присутствии вражеских кораблей. Командир приказал вниз по переговорной трубе: «Нанесите мне это на карту». А спустя минуту он спросил: «И какое расстояние?»
«75 миль, примерно на северо-востоке».
Капитан спокойно приказал: «Курс 45 градусов. Добавить 20 оборотов».
«Есть добавить 20 оборотов», — подтвердила переговорная труба.
Пока не было никаких приказов и сигналов. Мы только знали, что на севере наконец-то появился противник. Его надводные корабли находились относительно недалеко от нас и направлялись в нашу сторону.
Мы немедленно повернули и по вибрации корпуса ощутили увеличение скорости. Командир приказал добавить еще 20 оборотов. Мы увидели, что лидер нашей флотилии также поворачивает. Потом, глянув на юг, мы обнаружили, что поворачивает и первый из легких крейсеров. А посмотрев на запад, мы увидели, что поворачивает и «Ринаун».
Когда адмиральский корабль повернул, на нем взвился флажный сигнал. Эскадре было приказано перестроиться в кильватерную колонну с крейсерами в авангарде головой на северо-запад. Я никогда не забуду ни одну деталь происходившего и охватившее всех возбуждение. Все наши корабли разом рванулись на север. Они походили на отлично обученных гончих, немедленно бросающихся на добычу, даже не дождавшись
Но наш командир произнес с сомнением в голосе: «Только я не думаю, что они останутся».
Мы пристроились в кильватер «Фолкнеру», оказавшись прямо в кипящей струе у него за кормой. Какое-то время мы шли в авангарде — два маленьких кораблика, несущиеся на север. Но затем мимо нас прошли 3 легких крейсера. Они выстроили свою собственную колонну уже впереди нас.
«Саутгемптон» проскочил у нас по правому траверзу.
Солнце уже поднялось. Крейсер мчался со скоростью более 30 узлов, разбрасывая в стороны полотнища брызг, которые поднимались до самого мостика. Когда он проходил мимо нас, низкое солнце осветило эти каскады, и тысячи разноцветных бриллиантов засверкали на башнях, стволах, дальномерах корабля. Он был олицетворением грозной красоты. Крейсер прошел так близко, что мы видели людей, суетящихся на палубе. Они завершали последние приготовления к бою. Мы заметили, что башни поворачиваются, и стволы орудий поднимаются и опускаются, пока артиллеристы проверяют механизмы. На фалах крейсера трещали сигнальные флаги, а на гафеле плескался ослепительный боевой флаг. Но затем «Саутгемптон» обогнал нас, а следом за ним и остальные крейсера.
Позади нас мчались наши товарищи, эсминцы 8-й флотилии. А еще дальше, разбрасывая фейерверки брызг, спешил «Ринаун». Искрящиеся фонтаны перехлестывали его мостик, вырастая чуть ли не до высоты мачт, такую скорость он развил.
После этого я спустился в нижние отсеки. В кубриках убрали мебель и открыли люки. В артпогреба были опущены тали. Люди на подаче снарядов уже облачились в белые огнеупорные маски, превратившись в диковинных чудовищ, и стояли у элеваторов. Артиллеристы у орудий надели каски. Торпедисты переговаривались о чем-то шепотом. На корме тоже все было готово. По палубе раскатали пожарные рукава.
Вскоре выяснилось, что матросы обсуждали только один вопрос: «Неужели поганые макаронники все-таки не удерут?»
Я пошел обратно на мостик. Когда я поднимался по трапу, в лицо ударил тугой ветер. Позади натужно завыли машинные вентиляторы. Весь корабль буквально вздрагивал в нервном ожидании. Я поднялся на мостик.
Еще одна радиограмма: противник по-прежнему находился к северо-востоку от нас. Флот Муссолини решился-таки вылезти из норы. 2 линкора, 5 крейсеров и 12 эсминцев — действительно, целый флот. Против них мы могли выставить линейный крейсер «Ринаун», легкие крейсера «Шеффилд», «Саутгемптон», «Манчестер» и 7 эсминцев.
Через 20 минут об этом узнали в рулевой рубке, отсеке низковольтных агрегатов, в погребах и у орудий. Я снова отправился в обход. Поведение людей ничуть не изменилось. Они не испугались, хотя противник имел заметный численный перевес. Итальянцы находились рядом со своими базами Впрочем, кое-что в настроении матросов все-таки переменилось. Они были страшно удивлены.
«Сейчас они, может быть,останутся. Давно бы так!»
Даже боги моря и неба, похоже, сговорились превратить этот день в эффектную драматическую постановку.