Миллион миров с тобой
Шрифт:
— Мне нужно поспать. Вот и всё.
— Хороший ночной отдых никогда не повредит, — соглашается она. Её рука скользит вокруг меня, лаская, приглашая меня положить голову ей на плечо. Может быть, я должно быть слишком взрослая, чтобы так утешаться от объятий мамы, но после того, как я почти умерла, мне не стыдно нуждаться в объятиях. Её пальцы расчёсывают мои выбившиеся локоны, она делала это, когда я была маленькой, после ночных кошмаров, когда уговаривала меня снова заснуть. — Надо сказать, мистер Марков очень быстро поспешил тебе на помощь. Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы его удержать.
Мама
— Не могу поверить, что он пропустил папу первым.
Мама тихо смеётся.
— Это на тебя не похоже, играть в кокетку, Маргарет. Ты ведь скоро решишь насчёт него, правда?
Наверное, думаю я. Когда я выпрыгну из этого мира, назовём его Египетской вселенной, Маргарет этого мира вспомнит мои чувства к Полу. Она будет помнить, что он приходил к ней из мира в мир, что мы любили друг друга снова и снова. Но вспомнит ли она и о тьме внутри Пола? Кошмарные видения из других миров, которые никто из нас не может забыть?
Вслух я говорю только:
— Ты хочешь, чтобы я была уверена, не так ли, мама?
— Конечно. Но ты же знаешь этих русских. Они так глубоко всё чувствуют.
Я снова смеюсь.
— Как будто ты не русская.
— Конечно, но несколько поколений назад. Петербургский снега едва ли растаял на сапогах мистера Маркова.
Значит, он уроженец России в этом измерении, как и предполагал его акцент. Мой акцент здесь странный, не совсем английский или американский, где-то посередине, как у Джози. Вероятно, это результат жизни, проведённой в путешествиях туда и обратно в Египет и в музеи по всему миру.
Мама продолжает.
— Если собственного египтолога царя недостаточно, чтобы произвести на тебя впечатление, то что же нужно?
Она просто дразнит меня. Но это напоминает мне о России, где моя мать была замужем за царём и где я была результатом тайного романа между ней и моим отцом, наставником царевича. Мама всегда хотела кучу детей, но беременность была опасна для неё, поэтому в моей вселенной они с папой остановились на мне и Джози. В Русской вселенной она умерла, родив четвёртого ребёнка. Чудовищный царь Александр практически довёл её до смерти.
Я крепко обнимаю её. Она пахнет розами.
— Я люблю тебя, мама.
Моя мать, очевидно, понятия не имеет, что вызвало эту вспышку эмоций, но она слишком мудра, чтобы спрашивать.
— Я тоже тебя люблю.
После того, как она уходит, я снова пытаюсь прыгнуть, но безуспешно. Я раздеваюсь, что занимает некоторое время, кружевные воротнички, чулки и ботинки на шнуровке не так-то легко снимаются. Я снова пытаюсь прыгнуть, опять ничего. Натягивая свободную тонкую ночную рубашку, которую нахожу в дорожном сундуке, я решаю бодрствовать как можно дольше, пытаясь прыгнуть каждые десять минут или около того. Эта Маргарет была спасена от погребения заживо. Кто знает, с чем придётся столкнуться следующей?
Но я устала. Так устала. Телом и душой. Не успеваю я натянуть на себя одеяло и положить голову на подушку, как засыпаю.
Кошмары преследуют меня всю ночь напролёт. И всё же мне никогда не снится ужасное падение в Лондонской вселенной, это последнее роковое падение. Вместо этого я снова в гробнице с мумифицированными
И во сне я каким-то образом узнаю, что каждое из мёртвых тел моё.
Когда я просыпаюсь утром, я снова пробую Жар-птицу. По-прежнему нет выхода. Видимо, на этот раз Ведьме трудно придумать что-то смертельно опасное. Я надеюсь, ради следующей Маргарет, что она будет жить в таком безопасном, охраняемом месте, что Ведьма не сможет ничего с ней сделать.
Хотя это означало бы, что я останусь в Египетской вселенной на некоторое время.
Ну, я имела дело и с худшими измерениями.
Начиная ещё в эпоху Возрождения, многие художники использовали пигмент под названием коричневая мумия. У него был янтарный, естественный, землистый оттенок, который никогда не был тусклым, и он мог быть слегка прозрачным, что делало его подходящим для глазури. Этот цвет оставался популярным вплоть до середины двадцатого века, когда пре-рафаэлисты использовали его с исступлением... а потом поняли, что оттенок получила своё название, потому что пигмент был сделан из настоящих измельченных египетских мумий. По-видимому, несколько художников действительно закопали тюбики с краской, когда узнали правду. Но даже это не беспокоило некоторых людей, и производство этой краски закончилось только тогда, когда больше не было дешёвых мумий.
Я много думаю об этой истории, когда смотрю на различные флаконы и тюбики с краской в моём художественном ящике. Пожалуйста, пусть я не делаю свои собственные краски в этом мире. Пожалуйста, пусть я не буду перемалывать мёртвое тело для картины. Это могла бы сделать Ведьма, но не я.
Если бы только я могла быть полезна в этом измерении, но у меня нет научного ноу-хау и знаний, чтобы построить стабилизатор. Это, вероятно, будет ещё сложнее здесь, чем дома, так как уровень технологии является более примитивным. Я спасла Маргарет этого мира, но теперь мне ничего не остаётся, кроме как ждать следующей возможности двинуться дальше.
Наконец, смирившись с тем, что мне придётся жить здесь, я надеваю одежду, почти идентичную той, что носила вчера, только не так сильно испачканную в песке. Хотя я не могу воссоздать сложную причёску, которую носила Маргарет этого мира, я использую кружевной шарф, чтобы завязать волосы в хвост. Надеюсь, это будет выглядеть уместно. Под моей блузкой висит Жар-птица, которую я буду пробовать весь день. Надев пробковый шлем, я чувствую себя готовой к приключениям. Поэтому я выхожу на улицу, готовясь увидеть археологическую экспедицию во всей красе.
Вместо этого я вижу своих родителей, Джози, Тео и Пола, сидящих вокруг всё ещё горящего центрального костра. На решётке стоит металлический кофейник, и мама нарезает хлеб из буханки, завернутой в нечто похожее на вощёную бумагу. Она всё ещё в халате, а папа читает газету на немецком языке. Глаза Пола встречаются с моими только на мгновение, прежде чем он застенчиво отводит взгляд и принимает хлеб от мамы.
— Не похоже на тебя опоздать к завтраку, — говорит Тео, ухмыляясь. Теперь у него на шее ещё один весёленький шарфик, а его очки окрашены в тёмно-зелёный цвет. — Мумия не давала тебе спать всю ночь?