Миллионер
Шрифт:
«Нельзя, нельзя доверять мужчинам и самой себе, – думала Екатерина. – Все надоедает, приедается. Влюбленность, нежность, страсть сменяются раздражительностью, нервными срывами, новым приступом удушающей тоски. И ничего с этим нельзя поделать».
Екатерина мучилась, сомневалась, искала решение, которое позволило бы просто выжить, избавиться от одиночества. Тогда она твердо решила, что лучше сохранить независимость, а мужчины пусть будут приятным дополнением к самодостаточной и спокойной жизни. Все было правильно и абсолютно неверно. Спокойная независимая жизнь не получалась. Тоска душила
Максимов появился как спаситель – умный, уверенный, красивый. Екатерина не знала, кого она больше любит – Максимова или себя, спасенную от одиночества. Опять захотелось жить, смеяться, удивлять, ощущать заинтересованные взгляды мужчин.
«И все это благодаря Максимову. Конечно, виновата, – признавалась себе Екатерина. – Не нужно было его отталкивать. Он нуждается в поддержке не меньше, чем я. И ему сейчас трудно, может, еще труднее. Но что я могу поделать? Он меня раздражает. Стал чужим? Пожалуй, нет. Почему я не могу даже сказать ему ласковых слов?»
Екатерина встала и подошла к окну.
За стеклом тускло светились окна дома напротив – на другой стороне узкого переулка. Шел снег. Февральская метель закручивала снежинки и гнала их вдоль домов под фиолетовым отблеском уличных фонарей.
«Где он сейчас? Обнимает другую женщину? Легко представить!»
Ее бросило в жар. Ревность испепеляла, не давала вздохнуть, душила.
«Не могу здесь оставаться – я с ума сойду!»
Екатерина взяла телефонную трубку.
– Ты, кажется, предлагал пойти в клуб? Сегодня я свободна. Да, хорошо. Подъеду через час-полтора.
«Ладно. Пусть будет как будет».
Выйдя на Смоленскую площадь, она поймала такси.
Максимов отпустил водителя и сам сел за руль. Снег затруднял и без того черепашье движение.
Примораживало.
Автомобили, владельцы которых так и не нашли время поставить зимнюю резину – «зачем? завтра все равно растает», – скользили и вихляли на скользкой дороге.
«Почему я решил, что Катя будет идеальной женой? Она – умная, красивая, стильная. Прекрасно смотрится, умеет ладить с людьми. Страстная любовница. С ней интересно. Но характер! Самовлюбленная стерва. Домом не занимается, часто злится. Легко поддается разочарованиям. Эгоистична. Если ей что-то не нравится, такое услышишь! Это что – любовь? Ее уже бросали, и она бросала. Да зачем мне это нужно?» Максимов злился, но злость была какая-то холодная, без вспышек ярости и желания «ответить Катьке по полной программе».
Он чувствовал себя виноватым. Сошелся с Кристиной, и Катя, наверное, это почувствовала. Интуиция у нее фантастическая. Ведь именно он вырвал ее из привычной среды, из комфортной жизни в Лондоне и бросил в эту неизвестность. Не может она быстро приспособиться к новой жизни. Это понятно. Какие к ней претензии?
И потом, она же видит, что муж не в себе. Впитывает негативную энергетику. И общения в последнее время было недостаточно, так, от случая к случаю.
«Нет, все же она не права. – Максимов устало смотрел на огни машин, запорошенные снегом дома, яркие полоски искусственного
Время тянулось нестерпимо медленно. Хотелось выйти из машины и, хлопнув дверью, бросить ее посреди дороги.
«Да что говорить – я запутался!» – чуть не крикнул Максимов.
Совсем рядом сквозь метель проступили очертания высотки на Котельнической набережной.
Там его ждала Кристина.
Ждала уже час, а может, и больше.
Расчет Рюмина был верен. Крюков позвонил в день своего возвращения в Москву. Видимо, встретился с Дроновым сразу после бурного заседания в Ассоциации российских предпринимателей, перетер с ним и понял, что другого выхода нет.
– Приветствую вас, – услышал Рюмин в трубке хрипловатый крюковский басок. – Мне доложили по ситуации, пока в общих чертах.
Рюмин терпеливо ждал.
«Пусть Крюков сам первым вспомнит о предложенном варианте. Не будем давить. А то вспугнем. Впрочем, его спугнешь – как же! Тот еще волчара. Но деваться ему все равно некуда. Он же не враг себе».
– А что вы молчите? – спросил Крюков.
– Внимательно вас слушаю.
– Это правильно. Нам как раз не хватает внимания. В общем, Валентин Борисович, мы готовы рассмотреть ваше предложение. Предметно. Продадим акции одному крупному и солидному инвестору. От публичных торгов пока воздержимся. У вас есть конкретные кандидатуры?
– Вопрос непростой. Не мне вам рассказывать. Компания попала в сложную ситуацию. Не каждый согласится войти в капитал. Нам ведь серьезные партнеры нужны?
– Разумеется.
– На данный момент у меня в поле зрения три потенциальных кандидата. Но нужно с ними переговорить. Я ждал вашего ответа. Если вы согласны с идеей принципиально, пока без деталей, то готов приступить к практической проработке.
– Будем считать, что договорились.
«Врет, – подумал Крюков. – Наверняка у него уже есть конкретная кандидатура. И это – его человек. Ну давай! А мы посмотрим!»
Переговорив с Крюковым, Рюмин тут же набрал только ему известный номер телефона, который он подарил Верову для экстренной связи и доверительных разговоров.
Веров только что вышел из служебной столовой на Старой площади, где вкусно пообедал в компании таких же преуспевающих и уверенных в себе чиновников Администрации. Он любил приезжать сюда в гости и обмениваться за обедом новостями и слухами. К тому же кормили на Старой площади вкуснее, чем в Белом доме, не говоря уже о «тошниловке» в здании Государственной думы.
– Я догоню, – сказал Веров, почувствовав нетерпеливую вибрацию телефона в кармане пиджака. – Слушаю. Говори быстрее, я тороплюсь.
– Все в порядке. Крюков согласен на наш вариант. Конкретно будем обсуждать на днях. Пора убирать Дронова.
– Когда?
– Через неделю.
Веров отключил телефон, сунул его обратно в карман, на всякий случай прихлопнул сверху ладошкой и поспешил догонять коллег. Он отметил, что бдительные соратники прервали разговор о всяких пустяках. Напряженные спины выдавали неподдельный интерес: а кто же звонил ему по личному телефону?