Миллионеров украшает скромность
Шрифт:
Ну и еще, наверное, следует упомянуть мой последний роман, случившийся как раз после развода с номером вторым, с Семеном. Но, честно говоря, это скорее нечто вроде рака на безрыбье. От Антона, тридцатисемилетнего бизнесмена, у меня не замирает сердце и не поет душа. Я исправно таскаюсь с ним по ресторанам, поглощаю всевозможные деликатесы и честно выслушиваю жалобы на жлобство клиентов, подлость конкурентов и равнодушие длинноногих манекенщиц к его чувствительному сердцу и ранимой душе.
— Ты, Викуля, одна нормальная. Ничего не требуешь и смотришь на меня не как на придаток к портмоне и «мерседесу». Остальным от меня нужны бабки!
Я согласно кивала и задавала себе вопрос: а что мне лично нужно от Антона? Выходило,
Теперь вы понимаете, что оттянуться на отдыхе я имела полное право?
Четвертый день пребывания на курорте облагодетельствовал меня и остальных туристов чудесными погодными условиями. Тридцать пять в тени — это, знаете ли, что-то. Особенно когда ты уже подхватила насморк. Впрочем, я не только успела простыть, я еще и порезала палец, хотя последнее, разумеется, к похолоданию никаким боком не относится. Просто неудачно отковыривала ножом крышку от пузырька с каплями для носа и отмахнула чуть не половину указательного пальца.
Ну да я девушка запасливая, и аптечка у меня с собой увесистая, практически на все случаи жизни. Нашелся и йод, и даже мазь Вишневского. Плохо только, что опрокинула пахучую мазюкалку на свою пляжную подстилку, хотя и это не трагедия. Во-первых, там еще осталось, а во-вторых, я к ней притерпелась, еще когда мой первый муж себе ногу наколол. Он ежедневно требовал, чтобы я умащала его царапину этим бальзамом, а окна открывать запрещал строго-настрого — опасался сквозняков. Так что запахом меня не напугаешь. Ну а то, что остальные отдыхающие будут держать дистанцию, я переживу. Пляжную скученность я никогда не причисляла к положительным моментам летнего отдыха.
В общем, свой четвертый день в Болгарии я намеревалась провести с максимальной пользой для здоровья и внешнего вида. И столь приятные ожидания не оправдались исключительно по вине вышеупомянутого придурка, по какому-то недоразумению оказавшегося в болгарской полиции. Я имею в виду в качестве должностного лица. Меня вытащили из номера, куда я по дурости забежала переодеться к обеду, и теперь мурыжили в душном помещении полицейского участка.
— Ну не в курсе я, что мужику от меня понадобилось! Я его не знаю и знать не хочу и никаких ему не давала фотографий. Ни своих, ни чужих.
— А что давали? — В голосе мучителя не чувствовалось усталости, несмотря на то что он, как и я, не обедал и не имел возможности освежиться послеполуденной сиестой.
— Ни-че-го! — четко и раздельно проорала я. — И отвяжитесь вы от меня, наконец! Я устала, у меня болит голова, и я хочу есть! Я имею право на элементарные человеческие удобства?!
— Имеете, — по-своему понял меня придурок. — По коридору налево и до конца. И не советую пытаться скрыться. Мы вас все равно найдем и арестуем!
Вот спасибо, теперь меня еще и арестуют! А казнить пока не собираются? Надо бы на всякий случай уточнить. И как, интересно, я могу сбежать, если этот ненормальный караулит меня за дверью сортира? Через стену?!
В номер я попала после девяти вечера. Сил хватило только на то, чтобы скинуть шлепки и бухнуться в кровать. Благодаря господину Крысилову, я с отвращением отвергла даже мысль об ужине, хотя Крысилов же лишил меня обеда.
«Ладно, — уже более мирно подумала я, засыпая, — нет худа без добра. За сегодняшний день я скинула еще пару килограммов. И если этот идиот меня оставит в покое (а ему все равно некуда деваться, так как я ни в чем не замешана), то случившееся не более чем досадный
Глава 2
Я радовалась жизни только двое суток, но могла с уверенностью сказать, что даже после выпавших на мою долю испытаний этого хватило, чтобы полностью восстановиться. Сказочная красота природы, море, обилие экзотической зелени и улыбки аборигенов обоего пола, просто так, от полноты жизни и внутренней раскованности, сотворили чудо. На встречных я стала реагировать такой же сияющей улыбкой. От депрессии, как и от насморка, не осталось и следа.
Бодрил и факт моей востребованности у представителей противоположного пола. Я, правда, пока не определилась с приоритетами, но впереди у меня было достаточно времени, чтобы сделать выбор. Меня домогались трое: местный житель, сорокалетний владелец туристического агентства; немецкий бизнесмен, находящийся в несколько более продвинутом возрасте, уступающий аборигену комплекцией, но не накалом страстей; и приблудный соотечественник, несомненно Имеющий фору по части прожитых лет даже по сравнению со мной, не только с конкурентами, зато совершенно неясного рода занятий. Хотя объяснялись мы с ним на родном языке и парень многословно и с удовольствием повествовал о своем времяпрепровождении на родине, я так и не поняла, в какой сфере он активно трудится. Уж очень у него лексикон скудный, да и мыслями он весь в своей профессиональной деятельности.
Как бы ему, интересно, понравилось, начни я его грузить структурными особенностями волосяного покрова и способами стрижки, химической завивки и окраски волос разного типа? А я почему должна слушать, что он там планирует расписать под хохлому? Да хоть городецкой росписью!
Все-таки правы англичане, которые ни за что не станут вне офиса распространяться о профессиональных проблемах. О чем человек должен думать на отдыхе? Правильно! А говорить? Тем более в присутствии женщины? Естественно, о ней самой. Вот когда комплименты говорить научится, милости прошу!
Болгарин начал бить под меня клинья сегодня утром во время раннего заплыва. Я решила, что грех не поплескаться до завтрака. А Илья, как оказалось, печется о поддержании спортивной формы постоянно. После двадцати минут бодрого кроля в одном направлении он взял с меня обещание, что заплывы мы теперь станем совершать в тандеме. А вот на его приглашение завалиться вечерком в один из ресторанов я пока твердого ответа не дала.
Господин Свинюгер (не уверена в правильности транскрипции: он и представился неразборчиво, да и мой школьный немецкий не слишком уверенно лег на институтский английский, так что я могла ненароком исказить его достойную фамилию) пал моей жертвой в гостиничном ресторане за завтраком. Не скажу, что он полностью в моем вкусе — Свинюгер, я имею в виду, — округлое гладенькое брюшко, на мой взгляд, вызывает умиление только в том случае, если принадлежит даме в интересном положении. Но в остальном вроде ничего. Мы с ним, правда, пообщаться как следует не успели, поскольку оба пребывали в состоянии максимальной сосредоточенности и не столько перекидывались дежурными фразами, сколько бдили, глядя по сторонам.
Особо расслабляться было некогда. Симпатичные девочки и мальчики в белоснежных сорочках без устали сновали по залу и считали своим долгом выхватить у зазевавшегося туриста едва начатое блюдо. Я так и не заметила, чтобы кто-то уписывал в углу недоеденную пищу, и оставалось предположить, что или ее смакуют в служебных помещениях, или ребятишки просто разнообразят ежедневную рутину элементами игры и соревнования. Не поверю только, что ими руководила забота об отдыхающих. Пропускная способность этого предприятия общественного питания была бы куда выше, если бы народу не приходилось бегать по пятому разу за провизией — взамен унесенной шустрым молодняком.