Миллионщик

Шимохин Дмитрий

— Играет? — уточнил я.

— Более чем! Похоже, это все, что его интересует! Каждый вечер пропадает в Английском клубе на Тверской. Говорят, проигрывает страшно. Весь в долгах, но при этом имеет кредит — ему одалживают деньги и не особенно торопят с возвратом. Удивительно!

Я откинулся на спинку стула, размышляя. Так-так… Английский клуб — самое сердце московского высшего света. Место, где за карточным столом решаются судьбы и проигрываются состояния. Так, а смогу ли я туда попасть? Обычно и в двадцать первом веке в такие заведения

так запросто, «с улицы», не попадешь, что уж говорить о застегнутом на все пуговицы чопорном веке девятнадцатом!

— Федор Никифорович, вы знаете, я человек, далекий от этих ваших политесов. Просветите меня, Английский клуб — ведь это же закрытое заведение? Смогу ли я туда попасть?

Плевак буквально зарделся, гордый возможностью научить меня.

— Увы, сударь, членство в клубе получить крайне трудно. Прежде всего, для этого надобно время — примерно около года. Чтобы попасть в список претендентов, вам придется найти двух поручителей из числа действующих членов клуба. Затем ваша кандидатура будет рассматриваться на собрании, где пройдет баллотировка. Там вы должны получить не менее двух третей белых шаров с первого раза. Второго шанса у вас не будет!

Оп-па! Это что получается, чтобы попасть в этот клуб, надо буквально знать две трети его членов? Нда-а-а….

— И что теперь делать? Федор Никифорович, вы, как юрист, должны знать разные обходные пути. Что подскажете?

Федор Никифорович понимающе кивнул.

— Вам нужен некий «проводник». Членом клуба вы таким образом не станете, но можете быть приглашенным гостем!

— То есть внутрь я все-таки попаду? Отлично, это все что мне нужно!

Итак, предстояло проникнуть в Английский клуб, найдя себе «проводника». Вот уж задачка, но ее на Плевака я сваливать не стал, сам разберусь.

И первым делом я отправился в ресторан «Яр». Тут, обедая, я обратил внимание на развязного молодого человека. Тот, будучи в компании таких же, как он, юнцов в щеголеватой гвардейской форме, размахивал руками и что-то рассказывал про охоту на медведя. Кажется, он полагал себя большим храбрецом, уложив зверя из штуцера.

— А знаете ли вы, сударь, что на Амуре местные жители почитают позором охотиться на медведя с огнестрельным оружием? — спросил я его. — Там ходят на «лесного человека» только с рогатиной! И бывает, этим промышляют даже подростки!

— Простите? А вы кто таков? — изумился тот.

Я представился.

— Тарановский? Из Сибири, говорите? — протянул он, с любопытством разглядывая меня через бокал с шампанским. — И что же, сударь, там и вправду медведи по улицам ходят?

— Не по улицам, конечно, а по тайге, — усмехнулся я. — И не только медведи. Тигры тоже встречаются.

Я подсел за их стол и с ходу рассказал несколько баек о жизни, а точнее, о самородках величиной с кулак, о стычках с хунхузами на китайской границе, об охоте на огромных секачей в маньчжурской тайге. Они слушали меня, открыв рот. Им явно требовались острые ощущения.

Так

я познакомился с молодым князем Оболенским. Это был типичный представитель «золотой молодежи» — красивый, бретер, прожигатель жизни, гусар в отставке и, как оказалось, тоже заядлый картежник. Его привлек мой экзотический образ богатого сибиряка.

— Черт возьми, вот это жизнь! — воскликнул он, когда я закончил. — А мы тут киснем, в этой Москве, в четырех стенах! Слушайте, Тарановский, вы человек неординарный. Я должен вас представить нашему обществу.

— Знаете, я не отказался бы побывать в Английском клубе! — прикидываясь скромником, заявил я.

Юноши переглянулись и, кажется, начали даже перемигиваться. Похоже, идея затащить меня в клуб и там конкретно «ошкурить» родилась у них прямо из воздуха, на лету. Князь сориентировался первым:

— Это страшное упущение! — воскликнул он и ударил кулаком по столу. — Вы должны это видеть! Я вас завтра же с собой возьму! Введу как гостя. Покажу вам нашу Москву, наших львов! Вы им расскажете про своих тигров, а они вам — про светскую жизнь. Поверьте, это не менее сложно и опасно!

И следующим вечером щегольская пролетка князя Оболенского подкатила к величественному особняку на Тверской. Швейцары в ливреях отвесили нам низкие поклоны.

— Этот господин со мною! — небрежно бросил князь, и мы вошли внутрь.

Обстановка клуба поражала сочетанием роскоши и какой-то солидности. Высокие потолки с лепниной, блестящий паркет, тяжелые бархатные портьеры на окнах — все детали интерьера подчеркивали, что здесь собираются только избранные, «сливки общества».

В просторных залах, освещенных сотнями свечей в бронзовых канделябрах, стояла какая-то особая, гулкая тишина, нарушаемая лишь приглушенными голосами, стуком бильярдных шаров и шелестом карт. Пахло дорогим табаком, кожей, воском и какими-то тонкими, едва уловимыми духами.

Мы прошли через библиотеку, где за газетами сидели почтенные старики, миновали бильярдную, где молодые офицеры, засучив рукава, с азартом гоняли шары по зеленому сукну, и вошли в самое святилище клуба — картежную.

Здесь, в клубах сизого дыма, за несколькими столами, покрытыми зеленым сукном, шла игра. Никаких лишних слов, только короткие, отрывистые фразы: «пас», «вист», «банк мечу». На столах лежали горы ассигнаций. Но меня интересовал один конкретный субъект.

Я подошел к швейцару. Приготовил рубль.

— Простите, любезный. А не могли бы вы мне указать надворного советника Аристарха Ильича Селищева?

Низко поклонившись, швейцар указал:

— Вот он, извольте видеть: за столом, где играют в штосс, второй слева!

Селищев оказался полноватым господином лет пятидесяти, с редкими, сальными волосами, зачесанными на лысину, с одутловатым, нездорового цвета лицом и бегающими, алчными глазками, испещренными красными прожилками. Рожа его почему-то напоминал мне киноактера Романа Мадянова.