Милое моё Замоскворечье
Шрифт:
Строили деревянные дома в Москве быстро. На рынке – это был «Лубяной торг на Трубе» – можно было купить и уже готовый дом. Рынок находился на берегу Неглинной. Купленные там и уже пронумерованные части деревянного – лубяного дома можно было быстро собрать на новом месте, как конструктор «лего».
На новоселье первыми в дом старались впустить птиц или домашних животных: кошку, петуха, курицу. В новый дом сначала вносили икону, потом квашню с тестом или хлеб-соль.
В домах на овальных столах, стоявших на видном месте, покрытых красивыми ковровыми скатертями, восседали пузатые, отполированные до блеска самовары, «у
На пол стелили половицы, символизировавшие дорогу, – отсюда и выражение: «Скатертью дорога»… Увидеть половицу во сне означало, что дело идет к свадьбе. Выложенные деревом сосны или ели половицы приятно скрипели. По ним мужчины важно ходили в ботиночках «со скрипом», что считалось особым шиком. А дабы сапоги скрипели сильнее, под стельку насыпали сахарный песок.
С многочисленных портретов и фотографий, развешанных по стенам, смотрели родные и близкие. На портретах, а позднее на фотографиях можно было увидеть и праотца, и отца-купца в костюме времен Грозного, и его супругу, одетую по последней парижской моде, которая имела обыкновение изменять модным французским костюмам, прибавляя что-нибудь из своего замоскворецкого изобретения – цветочек или ленточку, чтобы было понаряднее.
Ходики «Кукушка» на стене точно отмеряли время, да и вся жизнь обитателей этих домов-крепостей подчинялась строгим, раз и, как казалось, навсегда заведенным правилам.
В богатых домах Замоскворечья можно было увидеть турецкие бархатные скатерти, «немецкие» зеркала, серебряную посуду, ларчики черепаховые, меха; стены обивали дорогим сукном…
«Родство играло великую роль в Москве», – пишет В. Белинский, там никто не живет без родни. Если вы родились бобылем и приехали жить в Москву – вас сейчас же женят, и у вас будет огромное родство до 77 колена. Семейственность – характерная черта московского быта. Дружеские и кровные узы обязывали знать день рождения и именин, по крайней мере, полутораста человек, и горе вам, если вы забудете поздравить одного из них» [12] .
12
В. Г. Белинский «Петербург и Москва», Полн. собр. соч. в 13 т. М., 1955. Т. 8. C. 392.
«К заключению брака здесь подходили очень серьезно, – замечал писатель И. Белоусов, – …для знакомства требовалось обязательное представление жениха родителям невесты… Для такой роли выбирался третий человек – лицо, знакомое семьям. Ведь «людей на все мирские нужды в Москве бывал большой запас».
При приглашении «посещать дом» будущий жених мог бывать с визитами у родителей девушки, но не более 7—10 раз, после чего он должен был сделать предложение о сватовстве или прекратить визиты, дабы не скомпрометировать девушку. Молодые люди по правилам приличия не могли вести долгие беседы. Обычно между молодыми велась короткая беседа за чаем, но решение о браке принимали все-таки родители.
«Я знаю тебя, Замоскворечье… и теперь еще брожу иногда по твоим улицам, знаю, что творится и деется по твоим широким улицам и мелким частым переулкам», – писал Островский. Побродим и мы по Замоскворечью, чтобы поближе узнать этот «город Вязевый».
13
А. П. Чехов (1860–1904), из письма Н. А. Лейкину.
Большая Ордынка, 43. (арх. А. П. Чагин, 1820 г.) – сильно перестроен. До 1918 года это был дом Елисеевых и Миндовских. Правление Товарищества Волжской мануфактуры – купцов Миндовских находилось на Ильинке. Купец – почетный гражданин Москвы Иван Александрович Миндовский из Замоскворечья – это купец Лопахин в пьесе «Вишневый сад». Миндовскому было 36 лет, когда он стал сказочно богат. Помимо дома на Ордынке, он имел дома на Пречистенке (арх. Кекушев), на Поварской и в Леонтьевском переулке. Скупость Ивана Миндовского стала притчей во языцех. Она граничила с душевной болезнью. Все свои грузы он перевозил компанией «Самолет», выговорив себе при этом бесплатный проезд на паровозах этой компании. Ни разу никто не видел, чтобы он брал из буфета что-либо кроме бесплатного кипятка. При себе он всегда имел мешочек с провизией.
Не получив в юности систематических знаний, Василий Аршинов сумел дать своим двум сыновьям самое лучшее образование. Для сына Сергея, серьезно увлекавшегося музыкой, он на свои средства построил в Саратове консерваторию. Заметив увлечение сына Владимира геологией, интерес к изучению полезных ископаемых, он организует для него геологические экспедиции не только по России, но и по другим странам. Интересы Владимира привели к серьезным занятиям микроскопической петрографией, кристаллооптикой. Поступив в московский университет, Владимир стал учеником В. Вернадского. В 1905 году Владимир Аршинов создает на Большой Ордынке первый в России частый научно-исследовательский институт, назвав его по-гречески «Литогея» – «Каменная земля». Специально для его института в глубине участка Аршиновых в 1905 году архитектор Шехтель построил дом. Асимметрию этого дома подчеркивает угловая «башня», в которой первоначально размещалась астрономическая обсерватория.
Институт Владимира Васильевича Аршинова занимался изучением и оценкой минеральных ресурсов России. Отец выделил сыну на его научные изыскания 700 000 рублей. Первые научные издания институт начал выпускать уже в 1910 году. С 1925 года этот институт, конечно, бессовестно национализированный новой властью, стал называться Институтом прикладной минералогии. В 1939 году он был переименован во Всесоюзный институт минерального сырья и работает до сих пор как ВНИИ минерального сырья им. Н. Федоровского, который возглавлял институт с 1923 года.