Милорд
Шрифт:
— Молодой человек! — окликнул его милиционер.
— Да? — улыбнулся он, подходя ближе.
— У меня к вам несколько вопросов. Вы часто здесь ездите?
— Нет, не очень. Мы с сестрой выбирались за город, хотели на речке корабли посмотреть. Она воду страшно любит, — доверительно сообщил он указывая на свою машину. — Можно я только кофе выпью, а то холодно?
— Конечно. Значит, вчера…
— Все газеты уже раструбили. Такой ужас, — скривился Виктор, делая глоток из картонного стаканчика. — Знаете, я бы вот таких людей своими бы руками давил! Это же надо
— Да-да, если позволите… Можете ехать.
Милиционер явно хотел быстрее избавиться от бесполезного как свидетеля, но очень общительного допрашиваемого. Но Виктор, вместо того чтобы вернуться в машину, остался стоять.
— Нет, вы подождите, я вам вот что скажу. Поймайте этого ублюдка, обязательно поймайте! У меня сестричка боится с учебы возвращаться, каждый день еду ее встречать после работы. Никаких денег на бензин не хватит каждый день туда-обратно кататься. Вот у тебя, братец, есть сестра? Или девушка?
— Нет, — прохрипел парень с пакетом.
Судя по цвету лица, он был готов упасть в обморок.
— Вот поэтому тебе и нечего бояться, — ободряюще улыбнулся ему Виктор, бросая стакан в пакет. — Всего вам доброго.
Он подошел к машине, чувствуя обращенные ему в спину взгляды. Он знал, что один из взглядов брезгливый, а другой — полон ужаса. Главное, чтобы этот истерик не вызвал лишних подозрений.
«Может быть не стоило так наглеть…» — подумал Виктор, хотя точно знал, что он не смог бы сделать по-другому. Ему хотелось опасности. Нравилось играть с людьми, потому что только так он испытывал хоть какие-то эмоции.
Даже если бы ему не нужно было на эту заправку, чтобы оставить наркотики, он бы все равно туда приехал. Потому что…
Мартин чувствует, как где-то глубоко в сознании бьется другое воспоминание. Картинка начала блекнуть.
Виктор сел в машину и протянул Лере кофе. Она смотрела на него со смесью ужаса и восхищения.
— Ты серьезно? Весь сверток в стаканчик влез?
— Скажем так, стакан был наполовину полон, — улыбнулся он, заводя мотор.
…
Кажется, это одно из недавних воспоминаний. Мартин смутно догадывался, о чем говорили Виктор с Лерой, кроме продажи наркотиков, и эта мысль вызывала тяжелую ледяную тошноту.
…
Следующее воспоминание — Виктор, стоя на стремянке, белит потолок на залитой солнечным светом кухне. Это воспоминание не горчит и не царапает.
Он просто реализует свое стремление к порядку и приводит жилье в человеческий вид.
«И давно он торгует дурью?.. С тех пор, как связался с теми людьми, что ее изготавливают? Просто прекрасно», — с горечью подумал Мартин.
…
Воспоминания скользят и теснятся. Он не может сосредоточиться ни на чем конкретном, не может дать себе ответов на те вопросы, которые его интересуют.
Вот новое — Мартин с отвращением отталкивает его от себя, но ему это удается не сразу. Он не видит и не пытается разглядеть лица девушки, с которой проводит время Виктор, только успевает
Мартин не знает человека, в которого превратился.
…
Над головой — небо, порванное звездным светом.
— Утонешь, дурак! — услышал он женский голос с берега.
Лера? Мартин уже научился узнавать ее.
Виктор перевернулся на спину, раскинул руки и хрипло рассмеялся прямо в раскинувшуюся над ним синеву.
Мартин чувствовал, что Виктор пьян. Он плыл куда-то прямо в одежде, а когда пиджак начал мешать, просто сбросил его и поплыл дальше. Скоро он перестал слышать Леру.
— Огоньки в темноте, что мне это напоминает! — выдохнул он.
Скоро силы начали оставлять его, но вместо того, чтобы повернуть к берегу, он заплывал все дальше.
— Ну что, спасешь меня? Нет? Как жаль. Я никогда не умру, Мартин. Это я никогда не умру! — выкрикнул Виктор в темноту.
Речная вода, пахнущая тиной и железом, заливала лицо. Он полностью расслабился и начал медленно опускаться на дно.
Как когда-то в детстве. Только это не чистое лесное озеро, а река в городской черте. Только это не добрый и доверчивый ребенок, мечтающий о Правильном мире, а…
Кто он?
Виктор открыл глаза. Ничего не было видно, ни дна, ни призраков кораблей, ни далекого звездного света.
Он легко выплыл на поверхность и, отплевываясь и фыркая, будто огромный белый пес, поплыл к берегу. Лера, сидящая прямо у воды, пила что-то из горла стеклянной бутылки. Залпом, не отрываясь. Судя по форме бутылки — крепкий алкоголь.
«А ты оказался для сестры еще худшим другом, чем я для тебя, не так ли?» — с горечью подумал Мартин.
…
— Как вы жили, когда я уехал?
— Паршиво. Эта… которая наша мать… совсем руки опустила. Сумасшедшая женщина, клянусь тебе. В холодильнике пусто. Ей деньги приходят, пособия на троих детей, она их в ящик стола складывает и иногда достает. А иногда нет. Ей есть как будто вообще не надо, пьет только, и то не всегда. Зато ты не поверишь, Вик, она каждый вечер нам с Оксаной сказки читала. Придет ночью, сядет на краю кровати и читает. Еще она постоянно стирала и гладила нам одежду и заплетала косички. Я маленькая была, думала, так и надо, маму любила. По тебе очень скучала, думала, только папа у нас плохой… А потом начала понимать, что тут что-то не так. Говорю: «Мама, мы есть хотим». А она: «Потерпи, доченька, скоро все образуется». Что образуется-то?!
Лера сидела за столом на еще не отремонтированной кухне. Виктор сидел на стуле, бросив на него чистое полотенце и держал в руках чашку с чаем. Мартин заметил, что чашка идеально чистая, и в ней лежит одноразовый чайный пакетик. Виктор явно брезговал здешней посудой и всем, что не находилось в индивидуальной упаковке.
— У тебя было достаточно поводов осознать, что эта женщина плохая мать. Кстати, где она? Писала мне такие трогательные письма и даже не вышла встретить, — усмехнулся он.