Милорд
Шрифт:
— Ты потерялся. В себе, — серьезно сказал ему Вик, протягивая руку.
Мартин не думая протянул руку в ответ.
— А ты теперь совсем большой. Смотри, — улыбнулся Вик, кладя на его ладонь свою.
— Я… не думал, что еще раз тебя увижу, — тихо ответил Мартин, становясь на колени и проводя рукой по его волосам.
— Я всегда буду здесь. Никогда не умру, и никогда не повзрослею. Это — мой Неверлэнд. Только тебе нельзя здесь оставаться, Мартин. Ты там нужен. Пойдем, — Вик легко потянул его за собой.
— Пойдем, —
— Ты… ты жалеешь, что раньше меня не убил, правда?
— Я никогда не стал бы… Я верил, что этого не будет. До последнего верил, но ничего не смог исправить. Прости, я тебя подвел.
— Я все еще чувствую, когда тебе больно, — вздохнул Вик, сжимая его руку.
— Я не хотел…
— Все неправильно, Мартин. Всегда было неправильно. Я хотел лучше для всех — для Риши, для тебя. Хотел же к морю поехать. А теперь, когда я могу — почему-то делаю глупости. Жестокие и страшные. Почему так, Мартин?..
— Ты… ты тоже заблудился в себе. Я не знаю, как тебя вывести.
— Расскажи мне сказку, Мартин, — вдруг попросил его Вик, останавливаясь.
Он заставил его раскрыть ладонь, положил свою руку снизу.
— Что?..
— Сказку, Мартин. Ты хорошо рассказываешь сказки. Расскажи мне-взрослому сказку, и он все поймет, — улыбнулся Вик.
Над ладонью Мартина билась яркая, светящаяся в темноте белоснежная бабочка. Спустя несколько секунд она улетела, упрямая белая искорка во тьме. Оба проводили ее взглядом.
— Боюсь, что это не поможет…
— Нет же, Мартин. Только это и поможет. Сказку. Одну, большую, красивую и грустную, как ты всегда рассказывал. Только очень длинную. Никакой ты не лжец, Мартин. Ты рассказываешь сказки. Смотри, вон твои розы.
Впереди в темноте и правда виднелись расцвеченные алым светом розовые кусты.
Мартин снова опустился на колени перед мальчиком и обнял его. Впервые по-настоящему, и не нужно было размыкать объятий.
— Ты никогда не умрешь, Мартин, — серьезно сказал Вик.
— Ты же говорил, что мы никогда не умрем, — с трудом улыбнулся он.
— Я врал.
Мартин отстранился и с удивлением посмотрел ему в глаза.
— Это я лжец, — так же серьезно ответил он.
А потом рассмеялся, словно это была хорошая шутка. Хороший был смех, тихий и переливчатый, словно колокольчики на ветру.
Мартин стоял среди своей темноты в одиночестве, только далекий смех еще звучал в ушах.
Постояв так несколько секунд, Мартин направился к дому. Прикрыл глаза от неожиданно режущего красного света, с трудом открыл давно не использовавшуюся дверь.
И замер, вцепившись в косяк.
Напротив него в глухой стене разрасталась паутина трещин. И сквозь них пробивался ослепляющий белый свет.
Акт III
Когда наконец-то
Действие 1
Майская сирень
В конце мая город тонул в сирени. Ее высаживали в парках и вдоль дорог, на клумбах под окнами и у детских площадок. Улицы наполнялись терпким запахом цветов и лилово-белой пеной.
Виктор ненавидел сирень. Ненавидел город, скрывающийся под этими цветами, словно под маской и точно знал, что город ненавидит его в ответ. Эту ненависть он чувствовал каждое утро, открывая шторы и позволяя выплеснуть в лицо свет серый и мутный, словно грязная вода.
Город наполнялся ветром, который стучал по ночам в окна и выл, словно стая бродячих собак, не давая спать.
Город раскидывал между серых панельных домов узкие переулки, куда с трудом проникал редкий солнечный свет.
Город вообще не любил солнечного света, укрываясь тяжелыми низкими тучами.
И Виктор чувствовал, что с каждым днем ненавидит его все сильнее. От этой ненависти не откупиться и не спрятаться. Реки, полные мертвой ледяной воды не согреются пролитой кровью, стены жадно впитают тепло, если коснуться их и останутся такими же — каменными и безликими. Не спрятать взгляда — город будет смотреть в затылок, словно готовый броситься хищник. И Виктор смотрел ему в глаза.
Он принес свою первую жертву сразу, как только приехал. Мартин снился каждую ночь и, если бы в его взгляде он видел упрек, — эти сны не были бы кошмарами. Но он смотрел со странной смесью задумчивости и тоски. Словно принял какое-то решение.
«Мог бы, раз уж решил меня убивать, остановиться у моря на день», — звучал у него в ушах голос Мартина. И каждый день Виктор ненавидел себя не за то, что убил его, а за то, что не дал той смерти, которую он заслужил. Это помогало меньше ненавидеть себя за убийство.
Сначала он не мог поверить, что это и правда произошло. Оставшись в одиночестве, Виктор понятия не имел, что с ним делать. Свобода была ошеломительна и мутила разум лучше любого алкоголя. Когда-то, тысячу жизней назад, убив Мари, он подумал, что скажет Мартин, когда увидит. И понял, что боится его слов.
Теперь Мартин ничего не скажет — его нет. Когда Виктору не снился его взгляд, он видел пустую темную комнату с погасшим камином и исцарапанный косяк, покрытый темными пятнами. В такие ночи он больше не мог уснуть. Включал свет по всему дому, даже в спальнях Леры и матери с Оксаной. Задергивал шторы и до утра курил на кухне, стараясь ни о чем не думать. Не выходило — вокруг него темнота, полный город темноты, от которой не огородишься электрическим светом и занавесками. Пустой темноты, из которой никто не вернется.