Милорд
Шрифт:
— А я спросила, сколько вы оба еще будете меня мучить.
— И все?
— Больше он мне ничего интересного не сказал и разговоров про убийство не заводил, — она продолжала улыбаться.
Виктор чувствовал, что она говорит правду, и вместе с тем что-то впивалось в сознание рыболовным крючком на леске, за которую вот-вот потянут.
— А вы неплохо спелись, — сказал он как можно непринужденнее, преподнося ей возможность разбить его многолетний обман и стать ненужной. Словно вырвал из себя крючок и вместе
Но Ника не взяла приманку. Только пожала плечами и опустила лицо в складки шарфа.
Хотелось схватить его за концы и тянуть, пока вместе с предсмертным хрипом из нее не выйдет правда, которую он хотел знать.
Сам Мартин, как всегда сидел в кресле, полностью отрешившись от происходящего. Виктор прикрыл глаза и поморщился — раньше кресло было повернуто к проему и он мог видеть лицо Мартина, а Мартин — его. Сейчас он видел только обтянутую лиловым бархатом спинку, да бледную руку на подлокотнике.
В магазине его сигарет не оказалось. И во втором тоже. Можно было взять любые другие, выкурить пару и отдать пачку Нике, а себе купить подходящие, но сегодня мысли о дыме неправильных сигарет, проваливающемся в легкие, вызывали приступы паники и тошноты. К счастью, вожделенная пачка нашлась в третьем магазине — последняя, с трудом найденная в коробке под прилавком. Виктору хотелось перегнуться, схватить продавщицу за волосы и разбить ее лицом витрину, а потом долго возить ее туда-обратно по месиву из осколков, пакетиков растворимого кофе, конфет и дешевых презервативов. Он видел собственную сардоническую улыбочку в погасшем экране маленького телевизора у холодильника с напитками, и от этого зрелища желание только усиливалось.
— Нашла! — донеслось из-под прилавка, когда он уже протянул руку.
Ника наблюдала, склонив голову к плечу. Ее глаза поблескивали легким любопытством и чем-то похожим на предвкушение.
Виктор опустил руку и полез в карман пиджака за портмоне. Оно обнаружилось не в левом кармане, а в правом. Мир на секунду посерел — Мартин как будто не собирался дожидаться его смерти, он уже забирал его жизнь, постепенно и неотвратимо. Надевал не те рубашки, не те пиджаки, клал портмоне не в тот карман и о чем-то говорил с Никой.
«Ты просил ее нас обоих убить?» — не выдержав, спросил он у лиловой спинки кресла.
«Я выполняю твои условия», — просто ответил Мартин. И замолчал — как будто этого было достаточно в это проклятое, неправильное утро, в котором жизнь принадлежала этому паршивцу в чертовом кресле!
Он несколько секунд тупо разглядывал серебристые банки джин-тоника в холодильнике, убеждая себя, что алкоголь поможет смыть все неудачи и сделать день лучше, еще и Мартина будет не слышно. Но он слишком хорошо помнил вкус — кисло-горькая дрянь, которую пытались спрятать в переизбытке сахара. Лучше купить в нормальном магазине коньяк, но где его сейчас искать?
— … восемнадцать? — вывел его из размышлений раздраженный, явно не в первый раз заданный вопрос.
— Что?..
— Мальчик, тебе есть восемнадцать?
… с первого удара витрина бы не разбилась, но человеческое тело гораздо
Виктор молча показал женщине права.
Сигареты явно долго пролежали в коробке — он чувствовал затхлый привкус пересохшего табака. А может, ему просто казалось, что в это утро ничего не может быть правильно. Он протянул Нике сигарету и встретил удивленный взгляд — ему не нравилось, когда она курила. Каждый раз, когда она оставалась одна и выкуривала полпачки оставленных Лерой сигарилл, которые та разбрасывала по всему дому, Ника потом долго и тщательно чистила зубы и мокрыми руками стряхивала с одежды пропитавший ее дым. Виктор прекрасно знал об этом, но не запрещал. В конце концов, до знакомства с ним она не курила, и эта ее «тайна» была еще одним свидетельством их особенной связи.
Он загадал — если Ника откажется — день точно безнадежно потерян. И виновата в этом будет она. Ника взяла сигарету и поднесла кончик к подставленной им зажигалке. В этот момент Виктор почувствовал такую жгучую благодарность, что с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее. Но ему не хотелось, чтобы она механически следовала его желаниям, а ничего другого добиться, не прикинувшись Мартином, он все равно не смог бы.
Виктор огляделся. Вдалеке блестел темным стеклом футуристический призрак, стеклянный паук, раскинувший сверкающие паутинки отражающихся солнечных лучей.
— Раз уж мы здесь, думаю, стоит зайти в гости, — улыбнулся он, подавая Нике руку. Она положила ладонь на сгиб его локтя, и он едва почувствовал прикосновение.
У дороги он поймал такси — черный седан остановился прямо у тротуара под аккомпанемент возмущенных гудков.
Водитель — смуглый черноволосый молодой человек нагло и развязно улыбнулся, обнажив желтоватые зубы. Виктор безошибочно почувствовал сладковато-терпкий запах табака с гашеной известью и разглядел зеленоватую слюну на нижней губе.
— Театр Современной Драмы, — сказал он, садясь в машину. — Хоть раз хлопнешь дверью по пути — потушу сигарету об твой глаз.
— Э, в салоне не курят, да? — попытался возразить водитель, когда Виктор захлопнул дверь и начал открывать окно.
— Езжай, до театра потерпишь, — мрачно сказал он, раскуривая новую сигарету. День продолжал оправдывать свое начало.
Всю дорогу Виктор мрачно наблюдал, как парень хватается за ручку двери, а потом раздраженно сплевывает в окно, попадая то на дорогу, то на дверь снаружи. Уже через десять минут Виктор был готов все-таки потушить об него сигарету. А потом достать бритву — лезвие в специальном кармашке портмоне, которое он оставил в тайнике за зеркалом в ванной и вчера успел положить на место. Лезвие было коротким, легко пряталось в трех пальцах. Придется несколько раз провести по горлу водителя, и его кровь обязательно заляпает манжеты. Зато, раз он будет сидеть сзади, ему не забрызгает лицо.