Милость Императора (Emperor's Mercy)

Зу Генри

– И как действует эта сеть?

– Ну, торговлей артефактами занимаются энтузиасты. Историки, инвесторы, коллекционеры…

– Культисты? – добавила Селемина.

– Подозреваю, что да, если продается интересующая их вещь. Но все делается секретно – никто не задает вопросов и не отвечает на них. Весь этот бизнес основан на слове и репутации. Если ты не ведешь дела чисто, никто не будет сотрудничать с тобой.

– И что это значит? – спросила Селемина, преодолев три или четыре ступеньки одним прыжком.

– Тогда

ты потеряешь свою сеть. Поставщиков, контрабандистов, посредников, клиентов. Там все тайно связаны. Это сообщество не пускает к себе нежелательных личностей.

– Кого вы имеете в виду под нежелательными личностями? – спросила Селемина, хотя уже знала ответ.

– Инквизицию, конечно, – засмеялась Мадлен.

ПРАЗДНОВАНИЕ уже началось к тому времени, как они добрались до виллы. Или, возможно, это еще не кончились празднества предыдущей ночи. Так или иначе, гости Голиаса уже гуляли по роскошному залу. У многих были вялые потные лица наркоманов, остальные были заметно пьяны. Они бродили почти раздетые, забывшись в беспамятстве потакания своим порокам.

Это было прискорбно, потому что сам зал был поразительно красивым. Сотканные вручную кантиканские ковры и подушки были разбросаны по полу. Стены обиты красным бархатом с цветочными узорами, вышитыми золотой нитью. Чучела экзотических животных, кошачьих хищников с других планет и рогатых травоядных были расставлены по углам зала, словно в неподвижной пантомиме, на их протянутых лапах гости развесили свое белье. « Это прекрасный дом, и как жаль, что его оскверняют те, кто не способен оценить его красоту», подумала Мадлен.

Когда они шли по залу, вялые сонные голоса звали их, приглашая присоединиться к оргии. Другие кричали тост мантилланской знати в эти дни:

– Они идут!

– Трахайте сами себя! – прошипела Селемина сквозь зубы.

Привратник в ливрее прислуги отвел их к накрытому столу. Вокруг мраморного стола были расставлены диваны, чтобы гости могли есть полулежа. На столе стояли блюда с сырыми моллюсками и другими морскими деликатесами, и желатиновые десерты. Несомненно, это были не те пайки, что предписывались гражданам правительством.

– Благодарю за гостеприимство, но мы не голодны. Не могли бы вы проводить меня к господину Голиасу? – спросила Мадлен.

– Господин Голиас сейчас занят. Пока вы немного подкрепитесь, он освободится и будет готов принять вас.

« Скажите ему, что если он не притащит Голиаса сюда сейчас же, эта маленькая пташка начнет стрелять из большого пистолета», телепатически сказала ей Селемина.

– У моего клиента назначена встреча с господином Голиасом, и леди очень спешит, – дипломатично заявила Мадлен.

– Потребовалось мое присутствие?

Они все обернулись и увидели, что из соседнего зала выходит Хайэм Голиас, его роскошный халат бесстыдно

расстегнут. За ним с виноватым видом следовали две женщины, аристократки, судя по их увеличенным с помощью имплантантов губам и обилию косметики, одетые лишь в костяные корсеты.

– Господни Голиас, это я, профессор де Медичи, а это леди Фелис Селемина.

– Конечно, как я мог забыть такое прекрасное лицо! – рассмеялся Голиас, входя под свет люстр.

Он был утонченным джентльменом, ему было уже далеко за семьдесят, но он отлично сохранился благодаря своему роскошному образу жизни и в немалой степени приему средств омоложения. Он был высоким и широкоплечим, с наращенными с помощью химических средств мышцами и длинной гривой серебряных волос. Его лицо было если не красивым, то слащаво самоуверенным, с высоким лбом и суровой линией челюсти. Хотя он не был бойцом, но испытывал типичное для аристократа восхищение риском и приключениями, и вытатуировал на животе эмблему некоего не слишком известного полка Имперской Гвардии. Конечно, Голиас никогда не служил в Гвардии, человек его положения не обязан был служить, но это определенно возбуждало интерес у женщин.

– Я удивлена, что вы помните меня, господин Голиас, – сказала Мадлен. Она чувствовала, что ненавидит его, но в то же время покраснела.

– Я удивлен, что вы могли решить, будто я вас забыл. А это, это Фелис? У нее такой прекрасный изгиб спины. Если бы все мои покупательницы были так сложены! – сказал Голиас. Он оценивал женщин, как антикварные проиведения искусства, или, может быть, как домашних животных на аукционе.

« Отвратительно. Невыносимо отвратительно».

Мадлен вздрогнула, в смущении приложив руку к покрасневшей щеке. Она не ожидала, что ее мысли будут столь очевидны. Столь откровенное поведение чрезвычайно нарушало нормы этикета.

« Все в порядке. Я понимаю, что вы хотите сказать. Если бы я не так сильно ненавидела его за его самоуверенность, его богатство, его низменные вкусы…»

Хлопнув в ладоши, Голиас дал знак гостям, что празднование окончено. Они выходили, нетвердо держась на ногах, направившись искать другие обители порока.

– Мы можем обсудить дела в более конфиденциальной обстановке? – застенчиво спросила Селемина, играя именно ту роль, которую Голиас ожидал от нее.

– Это зависит, миледи, от того, какие именно дела вы хотите обсудить, – Голиас рассмеялся пугающе вкрадчивым смехом.

РОСС и его офицеры работали день и ночь. Многое нужно было сделать. Планы операции создавались и забраковывались, координировалось время, и в пепельницах скапливались горы окурков. Росс никогда полностью не понимал тех мелочей и деталей, которые и составляли основу оперативного искусства, даже то, в каком порядке войска должны осуществлять марш.