Миля над землей
Шрифт:
– Почему ты не отправила мне сообщение, когда вернулась в отель? – Он приближается еще на один шаг, его грудь всего в нескольких сантиметрах от моей.
Я вытягиваю шею.
– Я не думала, что ты настолько серьезно к этому относишься.
– Ты, твою мать, надо мной издеваешься? – хмурится Зандерс. – Я не спал всю ночь, проверяя сообщения, ожидая от тебя весточки.
– Ну, вот она я.
Я знаю, что сейчас веду себя как соплячка, но я пытаюсь дистанцироваться от всего, что испытала прошлой ночью, и я не знаю, как это сделать,
– Что, черт возьми, произошло прошлой ночью? – шепчет он. – Я думал, было здорово?
– Да, было. И когда все закончилось, я ушла.
Карие глаза Зандерса впились в меня с недоумением. Я не пытаюсь заставить его чувствовать себя плохо, но мне нужно как-то защититься. Он получил то, что хотел, как и я. Завтра он займется кем-то новым. Черт, он может даже найти кого-то сразу же, как только мы приземлимся около двух часов ночи.
– Ты жалеешь? – Он спрашивает мягко и негромко, в его тоне слышится нотка грусти.
Проклятие. Почему этот мужчина, который душил и брал меня до потери сознания прошлой ночью, сейчас похож на грустного щенка? Мне даже хочется обнять этого гигантского защитника. Кажется, он более уязвим, чем стремится выглядеть.
– Прости, если мы сделали что-то, чего ты не хотела. Я не хотел…
– Нет, – перебиваю я, качая головой. – Нет, я не жалею.
Это ложь, но не по тем причинам, о которых он думает.
У него вырывается облегченный вздох, он поднимает руку и указательным пальцем аккуратно убирает с моих глаз локон.
– Ты что, издеваешься надо мной?
Рука Зандерса убирается быстрее, чем это можно себе представить, и мы оба поворачиваем головы к Мэддисону, стоящему на пороге между камбузом и остальной частью самолета. Его крупная фигура закрывает нас от посторонних взглядов.
– Ты та девушка с прошлой ночи? – Мэддисон говорит приглушенным тоном, его широко распахнутые карие глаза умоляют меня ответить «нет».
Но я не отвечаю.
– Стиви, я в тебя верил, – скулит он.
– Твою мать, иди сядь на место, – встревает Зандерс.
– Он – отстой, да? – продолжает Мэддисон. – Я слышал, у него крошечный член, и он понятия не имеет, что с ним делать. Ужасен в постели.
– Пошел ты, – выплевывает Зандерс, но тут же начинает смеяться.
Я не могу удержаться от хихиканья, зная, что его товарищ по команде, вероятно, видел его в раздевалке, так же, как я видела его прошлой ночью. «Крошечный» – это полная противоположность тому, что у него между ног.
– Стиви, я разочарован. – Мэддисон качает головой. – Мне нужно, чтобы ты продолжала доставать его, несмотря ни на что. – Он становится между мной и Зандерсом. – Потому что это в буквальном смысле мое единственное развлечение в этом чертовом самолете.
С этими словами капитан разворачивается, чтобы вернуться на
– Итак, ты не жалеешь о прошлой ночи? – Зандерс не теряет ни секунды, повторяя вопрос, на его лице отражается беспокойство.
– Я не жалею, но это не должно повториться.
– Я думал, совсем наоборот. Я думал, что это должно повториться. Каждый раз, когда мы в дороге.
– Нельзя. Зандерс, меня уволят, если кто-нибудь узнает о прошлой ночи.
– Блондинка уже знает!
– Позволь, я перефразирую. Меня уволят, если узнает она, – я показываю в сторону передней части самолета.
– Та стерва? Ты беспокоишься из-за нее? Милая, я умею хранить секреты.
– Что случилось с твоим «я не лгу»? – Приподняв бровь, я устремляю на него испытывающий взгляд.
Он обхватывает мое бедро, пальцы сжимаются, притягивая меня к себе. Настойчивые прикосновения воспламеняют все мое тело, но я подавляю огонь, желая совсем погасить его.
– Эта ложь того стоит. – Он облизывает нижнюю губу, прикусывает ее зубами, пристальный взгляд прикован к моим губам.
С трудом сглотнув, я делаю большой шаг назад. Ну, настолько большой, насколько возможно на этом крошечном камбузе. Рука Зандерса падает с моего бедра, я прижимаю руки к груди, пытаясь использовать их в качестве импровизированного барьера.
– Это было только один раз.
Зандерс качает головой, не купившись на мои слова.
– Это был один раз, пока не случилось продолжения. – Он поворачивается, чтобы вернуться на свое место, оставляя меня на камбузе одну. Но прежде чем уйти, быстро оглядывается, его глаза скользят по моему телу, охватывая каждый сантиметр. – Потому что одного раза мне чертовски мало, и я не думаю, что для тебя это не так.
Я сжимаю бедра, при воспоминании о прошлой ночи мое лицо вспыхивает.
– О, и мне нужна газировка.
Закатив глаза, я в тысячный раз говорю ему:
– Она в холодильнике.
– Побольше лайма, Стиви, милая. – На глупом самодовольном лице Зандерса появляется довольная улыбка, и он неторопливо возвращается на свое место.
19. Стиви
– Рози, девочка моя, когда же тебя удочерят?
Конечно, вопрос риторический, учитывая, что Рози – красивый, черный с подпалинами пятилетний доберман, и она не может мне ответить.
Я еще раз чешу ее за ушами, прежде чем запереть ее клетку на ночь, а большое тело Рози сворачивается калачиком на флисовом одеяле, которое я припасла для нее на прошлой неделе. Ей вполне комфортно в своей клетке. Она живет здесь уже целый год.
Я прожила в Чикаго всего несколько месяцев, но, судя по тому, что рассказала мне Шерил, владелица приюта, я у Рози любимица.
Большинство людей думают, что она устрашающая, но это снаружи, а внутри Рози милая и нежная, и у нее много любви, которую она готова подарить, если найдется правильный человек.