Милые развлечения
Шрифт:
– Ты ходил туда с Синтией?
– Да.
Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– То все уже в прошлом. А вот это нет, – он нежным движением убрал волосы с ее лица. – То, что сейчас с нами происходит, мы не позволим никому испортить. Мы сами должны решить за себя, Перис. Радость моя, я не хочу тратить время на взаимные обвинения, но я же не чудовище. Я такой, какой я есть с тобой. Вот чего я ждал, сам об этом не подозревая.
Перис вертелась, пока не легла на спину, и стала
– Ты по-прежнему боишься мне доверять, да? – спросил он, подпирая голову рукой. – Я думал, что ты начала…
– Да, – ответила Перис. – Это так ново. В это почти невозможно поверить. Почему ты захотел меня?
Его смех заставил ее внимательно на него посмотреть. Тобиас с трудом успокоился и поцеловал ее в нос.
– Конечно, ты не могла не спросить об этом. Почему я… Почему я захотел прелестную, честную женщину, которая к тому же оказалась самой сексуальной?
Она покраснела.
– Будь серьезным.
– Я серьезен, – он легко касался ее щеки. Он изучал ее, как изучал бы редкую марку – пристально. – Я никогда еще ни о чем не говорил так серьезно. Ты не представляешь, как я хотел, чтобы ты сказала мне, что веришь в меня. Спасибо тебе, Плакса. Можно я обниму тебя?
У него была ужасная привычка доводить ее до слез. Перис повернулась в его объятиях и спрятала лицо у него на плече. Он накрыл ее затылок своей большой ладонью.
– Ты плачешь?
– Нет.
– А, ну конечно нет, – он подтянул ее так, чтобы она лежала на нем, и накрыл простыней. – У тебя очень милая манера не плакать.
Она задышала чаще. Быть с ним, как сейчас, например, давало ей ошеломляющее ощущение эротической чувственности и удивительного естественного спокойствия. Он был возбужден, но обнимал ее по-прежнему осторожно, успокаивая, потому что сочувствовал ей и вполне мог сдерживать свою страсть.
Сдерживаться становилось все труднее.
– Думаю, я не буду спрашивать Вивиан про ожерелье, – ей хотелось рассказать ему, почему, но надо было дать Синтии шанс, о котором та просила. – Это только удивит ее.
– Так или иначе, мы должны будем выследить твоего фальсификатора.
– Да. А после я найду способ сделать так, чтобы у Вивиан оказалась настоящая вещь. А пока не говори ей ничего, хорошо?
Тобиас погладил ее плечи:
– Я не уверен, что ты не переменишь свое мнение, подумав, но обещаю тебе. Если и ты мне кое-что пообещаешь.
Перис не хотелось думать о том, как ей выкручиваться, объясняя Тобиасу теорию Синтии.
– Да, если смогу, – ответила она.
– По крайней мере, честный ответ. Я не хочу, чтобы ты постоянно чувствовала угрозу. Как ты думаешь, ты согласишься?
– Это то, что я должна тебе пообещать? Не чувствовать угрозу?
Его подбородок упирался в ее макушку.
– Я
Тобиас ничуть не успокоился, шагая рядом со странноватым квартиросъемщиком Перис. Конечно, он видел Вормвуда прежде всего пару раз, но не замечал, что этот парень был весь коричневый.
Коричневый снаружи и обладающий такой личностью, которую лучше всего можно было бы охарактеризовать как «сумрачная, серовато-коричневая».
Вормвуд в третий раз, после того, как ответил по новому переговорному устройству в квартире Перис, сказал, что «идет как раз туда, где она сейчас», и Тобиас попробовал, наконец, вызвать его на разговор.
– Как хорошо, что ты взял меня с собой.
Вормвуд пожал плечами. На самом деле, Тобиас просто дождался, когда Вормвуд выйдет, и присоединился к нему без приглашения.
– Ты давно живешь у Перис?
Тот искоса посмотрел на Тобиаса.
– Давно.
– Ты художник…
Костлявые плечи приподнялись в красноречивом жесте.
Они неторопливо шли по тротуару мимо паба дока Мейнарда, мимо бюстов отцов-основателей Сиэтла. Жаркий день собрал огромную толпу за столиками перед старым пабом. Холодное пиво утоляло жажду опаленных глоток; раскаты смеха взлетали над громкими нестройными разговорами под выпивку с закуской на скамейках вдоль улицы.
Тобиас проводил взглядом вспорхнувших голубей и еще раз попробовал заговорить с Вормвудом.
– Я мог видеть что-нибудь из твоих работ?
Тот провел тыльной стороной кисти по губам.
– Я расписываю мебель. Стулья. Столы. Все, что притягивает мое воображение, – он невыразительно посмотрел на Тобиаса. – Все, что может заинтересовать других. Перис делает вещи, которые можно носить. Я делаю вещи, которыми можно пользоваться. Мне нравиться делать что-нибудь для детей. Поросята, прыгающие через луну.
– Коровы, – автоматически поправил Тобиас. Мелькнула и пропала быстрая улыбка.
– Поросята. Дети лучше понимают, что к чему. Им нравятся парадоксы. Им нравится объяснять, как все должно быть.
Тобиас представил презрительные личики, пытающиеся что-то втолковать этим взрослым.
– Пожалуй, ты прав, – Тобиас не знал, какое мнение составить о художнике, но в нем определенно было нечто, не проявлявшееся с первого взгляда. – А ты уверен, что Перис будет в этой «Голубой двери»?
– Будет.
Он немного расслабился. Одна мысль о том, что он увидит ее, смягчала края раны, нанесенной его профессиональной гордости тогда, когда он покинул ее несколько часов назад. Тобиас осознал, что улыбается. Не то он сходит с ума, не то сердце его смягчилось от любви.