Милые роботы (сборник)
Шрифт:
Можно было не выходить из машины.
Но я вышел. Вышел и шофер и остановился рядом со мной.
— Ого! — сказал он. — Элеватор-то горел, что ли?
Три пожарные машины, похожие издали на красных жуков, копошились во дворе элеватора. Белые струйки воды били по обломкам рухнувшей башни. Фигурки людей сновали по двору, то исчезая за машинами, то появляясь вновь.
Я достал из бумажника деньги, подал шоферу, попросил меня подождать. И обошел дачу кругом.
Теперь была видна и железнодорожная линия, которая проходила мимо элеватора. Электровоз
У насыпи стояла машина с красным крестиком на кузове. Человек в белом халате накрывал что-то, лежавшее на носилках, простыней.
У меня опять сильно заболело в затылке. Все вокруг стало расплывчатым и неустойчивым. Я прислонился к забору дачи. Потом боль утихла. Я медленно приоткрыл налитку, как бы боясь увидеть за ней что-то страшное. Конечно, в ограде никого не было. Я знал, что там никого и не может быть.
Но мало ли что я знал…
От ворот к крыльцу маленького бревенчатого домика вела тропинка. Возле крыльца росла крапива. Голубенькие ставни были открыты.
На дверях висел замок.
Я сунул руку в карман пиджака и вытащил ключ. Ключ от висячего замка, на взлохмаченной веревочке… Это был ЕГО ключ… ОН открывал замок этим ключом…
Мне тоже нужно было открыть дверь, чтобы убедиться. Но я не мог этого сделать. Я опустил ключ в карман и вытер руку полой пиджака. В сенях, в доме было тихо. Как в могиле. Да и не могло быть иначе… Я понимал это. Я же был врач…
У стены высокой поленницей были сложены дрова. Березовые кругляки. Какое же из них тогда попало мне под руку?..
В траве возле поленницы что-то блеснуло. Я наклонился и поднял ключ. Маленький плоский ключик от американского замка. Это был мой ключ. Вероятно, он выпал из кармана, когда я висел вверх ногами.
Нечего было здесь больше делать. Я вернулся к машине. Шофер продолжал разглядывать дымящийся элеватор. Поваленного набок электровоза шофер не видел, его закрывал забор дачи.
— Потушили, — одобрительно заметил он. Я кивнул и сел в машину.
— Поехали.
— С чего бы это он загорелся?
Я промолчал.
Шофер искоса взглянул на меня, потоптался нерешительно и сел за руль. Может быть, он даже подумал, что я имею какое-то отношение к пожару на элеваторе. Хорошо, что он не видел еще и электровоз…
Подминая кустики, он круто развернул машину, и мы поехали обратно к шоссе. Всю дорогу до города он косился на меня подозрительно и с любопытством. Что мог я ему сказать? Я попросил его остановиться возле городского сквера. Он полез в карман за сдачей.
— Не нужно, — сказал я. — Попрошу вас заехать еще в одно место. Есть у вас бумага и карандаш?
Шофер протянул измятый блокнот, от которого сильно пахло бензином. Я написал несколько слов, приложил к записке ключ от висячего замка и подал все это вместе с блокнотом шоферу.
— Отвезите это, пожалуйста, в ближайшую милицию, дежурному.
Шофер оторопело взял записку и ключ. Я вышел
— Послушайте… — спохватился он, высовываясь в окно кабины, но я быстро пересек тротуар, и толпа прохожих загородила меня от шофера.
Дома я достал из стола стопку чистой бумаги. Некоторое время думал: стоит ли как-то озаглавить свою исповедь. Потом решил предоставить это милиции.
Впервые я встретился с Полянским две недели тому назад. В конференц-зале Института нейрофизики состоялась лекция: «Материализация мысли». Лекция на подобную тему могла бы вызвать не меньше сомнений, чем, скажем, разговор о вечном двигателе. Но имя докладчика академика Семиплатова, известного всему миру, рассеивало всякое недоверие. Когда-то я защищал диссертацию в Институте нейрофизики, и мне прислали приглашение на лекцию.
Было лето — время отпусков, — народа в зале собралось немного, задние ряды кресел оказались свободными, и я, хотя явился с опозданием, без труда нашел себе место.
Среди присутствующих я увидел многих знакомых нейрофизиков, но были и представители чистой науки — клинической медицины.
Академику Семиплатову было около сорока пяти лет, а выглядел он и того моложе.
На возвышении, где находилась кафедра докладчика, стоял еще небольшой столик, покрытый черной пластмассовой скатертью, и стул. Академик Семиплатов прошел не к кафедре, а к этому столику.
— Дорогие товарищи, — сказал он, — долгие годы Институт нейрофизики занимался новыми сложными проблемами. По мнению иных здравомыслящих людей, в наших работах было больше шарлатанства, нежели науки. Сегодня я хочу поделиться с вами некоторыми нашими успехами. Предупреждаю, мне придется говорить о весьма необычных, с точки зрения элементарной физики и медицины, вещах. Поэтому разрешите начать с небольшого эксперимента. Надеюсь, после него у вас появится больше доверия ко мне и, следовательно, больше внимания к тому, о чем я буду рассказывать. Итак…
Академик Семиплатов сунул руку в карман пиджака и вынул беленький шарик — мячик от настольного тенниса. С легкой улыбкой, будто прося извинить за такое легкомысленное начало, он показал шарик присутствующим, как это сделал бы фокусник-иллюзионист, затем положил шарик па средину столика, пододвинул стул и сел.
В зале оживились, лекция шла совсем не по-академически.
Семиплатов опустил руки на колени, поудобнее устроился на стуле. Когда он опять обратился к залу, улыбки на его лице уже не было.
— Надеюсь, — сказал он, — вы поверите, что здесь не будет ни фокусов, ни подвохов. А теперь попрошу немножко абсолютной тишины и внимания.
Он вздохнул глубоко, как человек, собирающийся вскинуть на плечи непосильную тяжесть. Затем поднял лицо и сосредоточил свой взгляд на шарике, который лежал примерно в метре от его глаз.
Он смотрел так с минуту. Взгляд его становился все более пристальным и острым. Казалось, он что-то хочет разглядеть на поверхности шарика, что-то весьма значительное и нужное, но плохо заметное. Лицо его окаменело от напряжения.