Милые семейные разборки
Шрифт:
Когда дело было сделано, ты позвонила ему и сказала, что произошел несчастный случай. И заверила, что милиция никогда ничего не узнает.
Юра, как честный человек, в принципе был готов пойти и сдаться. Я даже думаю, что он рискнул бы это сделать, если бы узнал, что арестован безвинный человек. Да-да, Козлюков, не удивляйся, этот несчастный даже признался в преступлении, которого не совершал.
— Да как такое может быть? — нахмурился Юра. — Его что, били?
— Не знаю. Думаю, что в этом не было необходимости, — ответила я. — Просто он психически болен, и у него сдвиг на почве
Я приняла ее слова за чистую монету. Тем временем преступление уже было подготовлено, и оно произошло точно так, как предполагала Джуля.
После этого юная фройлен Штайнер попыталась в разговорах со мной бросить тень на всех, кто мог оказаться в роли подозреваемого. И она в этом преуспела. Хотя, надо сказать, объективные обстоятельства способствовали такой атмосфере.
Тем паче, мало-помалу начало выясняться, что Генрих — не такой уж ангел, каким мне пытались его представить, — покачала я головой.
— Ангел? — завизжала Джуля. — Сволочь и гадина! Если бы не бомба, то я рано или поздно зарезала бы его или подсыпала ему крысиного яда в кофе!
— Вот видите, — продолжала я, — мнения многих людей совпадают. Беда Штайнера была в его любвеобильности. Он считал чем-то вполне допустимым спать с Ниной и с ее дочерью.
Когда обе они узнали об этом, то испытали чувство шока. Таня даже решилась на самоубийство. Но Генрих, хотя и догадывался, что его амурные дела раскрыты, вел себя по-прежнему. Я помню, как смотрел он на Нину с Таней во время приема у себя в офисе. Это был взгляд победителя. Человека, который вытирает об женщин ноги!
— Хорошо, пусть так, — согласился Людвиг. — Но зачем было Джуле убивать отца?
— Во-первых, он ей не отец, — заявила я. — А отчим. Я не ошиблась, Джуля? Думаю, что, когда они поженились, у его жены уже был ребенок. Может быть, у Генриха в подсознании сидела именно такая схема отношений с женщинами, когда и мать, и дочь — обе должны быть его любовницами…
— Вы хотите сказать… — проговорил изумленный Людвиг, — что Генрих и Джуля…
— Да! Да! Да! — заорала Джуля. — Этот монстр требовал, чтобы я носила дурацкую девчачью одежду! Это его возбуждало. Он взял меня впервые, когда мне только исполнилось двенадцать! Сразу после дня рождения! Вы представить себе не можете, что я испытала!
— Отчим… хм… — сморщился Людвиг. — Такое в принципе бывает. Вот только возраст… Прямо как в «Лолите» Набокова.
— Хуже, — возразила я. — У Генриха действительно были своеобразные представления о сексе. Так, Таня писала в предсмертной записке, что он хотел, чтобы девочка наряжалась в костюм мамы. Причем в костюм из детского спектакля, где Нина играла Золушку. Думаю, что и Нину он просил о чем-то подобном.
— Н-да, голубушка, — серьезно сказал Людвиг. — Ну и что теперь будет?
— Самое ужасное, что настоящий отец Джули постоянно был рядом с ней, — продолжила я. — Я говорю сейчас о Юсефе. Посмотрите на Джулю, Людвиг. Что она сейчас делает? Правильно,
— Она права, Людвиг, — проговорила Джуля, с ненавистью глядя на свою руку, которую только что отняла от мочки уха. — Черт, какая мелочь…
— Очевидно, супруга Штайнера развелась со своим первым мужем, и, когда она умерла, Генрих взял Юсефа на работу в свою фирму, тем более что лучше, чем он, никто бы не мог присмотреть за Джулей.
— Папа ничего не знал про меня и Генриха, — тихо сказала Джуля. — Он бы убил нас обоих, если бы даже заподозрил.
— Охотно верю, — согласилась я. — Ну вот, мы уже подходим к концу. Сейчас Джуля обрабатывала вас, Людвиг, и, я вижу, у нее это получилось.
— Зачем ей было убивать Штайнера? — продолжал твердить Попофф. — Какую цель она преследовала, объясните же мне, наконец!
— Целей было несколько, — предположила я. — Во-первых, избавиться от сексуальных домогательств отчима. Во-вторых, в перспективе получить его деньги. В-третьих, это вы, Людвиг. Джуля хотела уехать в Германию и со временем стать вашей женой. А пока что она решила привязать вас к себе покрепче. И вы поддались.
Попофф сокрушенно молчал. Джуля Штайнер выглядывала из-под накинутого на голое тело одеяла, как волчонок из клетки.
Внезапно ее глаза расширились от ужаса, и она закричала дико и пронзительно, вытягивая вперед руки, словно пытаясь заслониться от пули, готовой вылететь из пистолета, который навел на нее Юра.
— Нет! Папа! Спаси меня!
Прогремели два выстрела.
Джуля рухнула на одеяло, обагрив его кровью. Потрясенный Людвиг застыл, словно изваяние, с отчаянием глядя в дуло своего же оружия, которое медленно поднималось на уровень его лица.
Вот черт! Стоило позабыть о мальчишке, как тот потерял голову от услышанного и, тихо проскользнув в коридор, взял с тумбочки пистолет.
Я, почти не подымаясь с пуфика, кинулась в ноги Козлюкову, пока тот пытался прицелиться в немца. Пистолет вывалился из его руки и упал под кровать. Юра не стал со мной бороться, он быстро поднялся и выбежал из номера. Буквально через пять секунд дверь снова распахнулась, и в спальне появился Юсеф.
Вид у него был, словно у разъяренного тигра. Он, казалось, разорвет любого, кто посмеет покуситься на его ребенка. Но было уже поздно.
Пристально глядя на труп Джули, Юсеф произнес только одно слово:
— Кто?
— Т-тот парень, что сейчас выбежал… — запинаясь, ответил Людвиг.
В коридоре уже слышались взволнованные голоса приближающихся работников службы безопасности. Юсеф быстро подскочил к балконной двери и перекинул ноги через перила — все балконы на этой стороне здания были снабжены соединяющими их лесенками.
Окончание этой истории было ужасным. Когда через полчаса я вышла на улицу, то сразу же обратила внимание на толпу оживленно жестикулирующих людей в квартале от здания гостиницы.