Милый ангел

Маккалоу Колин

Разумеется, все поняли, что я ни на шаг не приблизилась к возвращению Фло, зато теперь мы знали, где ее держат, и могли навестить ее. Я договорилась об этом с Прендергастом, который, конечно, пожелал присутствовать при встречах, чтобы заодно понаблюдать за нами и так далее. Но никто из нас не даст ему никаких поводов для сомнений, в этом я уверена. Мы, жители Кросса, умеем скрывать от властей свое истинное лицо. Никого не удивило то, что наш ангеленок разбил застекленную дверь и выжил, но когда я рассказывала о синяках Фло, Боб расплакалась. Ранимая душа. Клаус решил принести с собой в больницу скрипку и поиграть Фло, а я не стала отговаривать его: даже если врачи

будут против, Клаус сумеет переубедить их, коснувшись смычком струн. Если бы не война, Клаус стал бы великим музыкантом. Но то, чего лишился мир, приобрели мы: у нас появился отличный товарищ. Такой, как все жильцы нашего Дома.

Собираясь вместе, мы не говорили только об одном — о будущем. Из отдела опеки, члены которой осмелели после двух бесплодных поисков завещания, прислали какого-то типа с проверкой. Он застал дома одну Пэппи и раскудахтался, узнав, что целых две квартиры и одна комната в Доме пустуют. А почему арендная плата такая низкая? Значит, не пройдет и двух месяцев, как в квартире на первом этаже, в комнатах Гарольда и миссис Дельвеккио-Шварц появятся новые жильцы. Разве отделу опеки объяснишь, во что превращаются нижние этажи домов в Кингс-Кроссе? Стало быть, опять Дом наводнят матросы. Джим уже беседовала об этом с адвокатом Джои, и та объяснила, что нашу арендную плату нельзя повысить без разрешения соответствующих органов, потому что эта плата была установлена самой хозяйкой еще много лет назад. Но нас тревожит в первую очередь то, что в Доме появятся чужие люди. Ведь мы живем в Кингс-Кроссе, местное жилье не назовешь квартирами, комнаты ужасны. Ниже всех стандартов! Вдобавок чертов отдел опеки получит шанс совать нос в нашу жизнь. А когда приберет наш Дом к рукам, то перевернет его вверх дном и наверняка потратит большую часть наследства Фло на перестройку и ремонт дома в соответствии с каким-нибудь указом, который сочтет подходящим. И наверное, запретит рисовать на стенах.

Все разошлись, лишь я медлила.

Тоби почти не говорил, только сидел на полу по-турецки и слушал, переводя взгляд с одного лица на другое. Его глаза казались почти красными — верный признак, что он еле сдерживается и что-то задумал. Думаю, причина тому — Фло. Да, Тоби всегда был добр к ней, но девочке не удалось подчинить его себе, как всех нас. Тоби устоял — может, потому, что он истинный австралиец. Подчиниться женщине? Ни за что!

— Ты не передумал сохранить комнату за собой? — спросила я, когда он приступил к мытью посуды.

Он стоял спиной ко мне.

— Нет.

— Тогда что тебя гложет?

— Ничего.

Я подошла поближе к раковине и встала, прислонившись к шкафу, чтобы видеть Тоби хотя бы в профиль.

— Неправда. Фло?

Он обернулся.

— До Фло мне нет дела.

— И это ужасно. А нам всем есть дело до нее. Тебя не волнует судьба сироты?

— Она испортит тебе жизнь, — сказал он, глядя в раковину.

— Фло на это не способна, Тоби, — мягко произнесла я.

— Ничего ты не понимаешь, — процедил он сквозь зубы.

— Да, не понимаю. Может, объяснишь?

— Ты привязалась к недоразвитому ребенку. С Фло что-то не так, и тебе придется ближайшие двадцать лет тревожиться за нее, таскать ее по врачам, тратить деньги, которых у тебя нет. — Он спустил воду из раковины.

— А как же сберегательные книжки?

— Напрасно ты на них рассчитываешь. Завещания нет, Харриет, правительство своего не упустит, ребенок не увидит ни пенни из материнских денег. Фло станет обузой для тебя, ты постареешь преждевременно.

Я села в кресло и нахмурилась.

— Значит, все дело во мне,

а не во Фло?

— В этом доме есть только один человек, ради которого я готов свернуть горы, — это ты. Больно думать, что ты превратишься в замученную, усталую женщину, каких полно в Сиднее, — с детьми, цепляющимися за юбки, и мужьями, которые не вылезают из пивных, — объяснял он, вышагивая по комнате.

— Бог ты мой! — слабо протянула я. — Стало быть, ты влюблен в меня? Потому и?..

— Ты слепа, как летучая мышь, Харриет, — перебил он. — Я еще могу понять, почему ты втюрилась в этого специалиста по костям, Форсайта, но твоя привязанность к Фло меня удивляет.

— Какой ужас… — выговорила я.

— Почему? Потому что ты меня не любишь? Я привык, как-нибудь переживу.

— Нет, все дело в том, что так в любви не признаются, — попыталась объясниться я. — Говорить о ней надо так, чтобы мне захотелось ответить, а ты твердишь о любви, недостойной взрослого мужчины! Тоби, я не могу объяснить свою любовь к Фло: я просто увидела ее в первый раз и поняла, что люблю, вот и все.

— А я люблю тебя с того дня, когда ты подбила глаз болвану Дэвиду, — усмехнулся он. — Так и спец по костям: увидел тебя и сразу влюбился.

— Да, он так говорит. Мы встретились на пандусе в больнице. Значит, мы все влюбились с первого взгляда. Но это ни к чему не привело. Из всех нас только я готова взять на себя ответственность, а вы с Дунканом — нет. — Я поднялась. — Удивительно, правда? — Я подошла к нему, поцеловала кончики своих пальцев и коснулась ими его лба. — Может, когда-нибудь мы во всем разберемся, красавчик. Хе-хе.

Среда

15 марта 1961 года

Прошло два с половиной месяца после смерти миссис Дельвеккио-Шварц, а у нас все по-прежнему. По словам мистера Хаша, скоро будет объявлено, что она умерла, не оставив завещания. Дело направят в суд, потому что по документам мистера Шварца не существовало — впрочем, как и самой Фло. Между тем Фло до сих пор в психиатрическом отделении Королевской больницы: ее всесторонне обследуют — направляют на энцефалограммы, приглашают нейропсихологов. Но Прендергаст и его коллега-профессор ничего не понимают. Энцефалограмма оказалась нормальной, с хорошей высокой амплитудой и характерным альфа-ритмом, который возникает, когда Фло закрывает глаза. Оказывается, существуют даже тесты, позволяющие определить коэффициент интеллекта у немого ребенка — лишь бы он слышал и умел отвечать на вопросы, но Фло не желает отвечать. Она радуется только гостям из Дома. Хотя все врачи и сестры уже хорошо знают ее, Фло наотрез отказывается дружить с теми, кто не живет в Доме.

— Почему вы до сих пор держите ее здесь? — спросила я сегодня Прендергаста, навестив Фло после работы.

— Потому что здесь ей лучше, чем в приюте, — ответил он и нахмурился. — По крайней мере здесь к ней пускают посетителей. Но на самом деле мы с профессором Ллевеллином считаем, что имеем дело с состоянием, которое раньше называлось ювенильной шизофренией, а с недавних пор — аутизмом. Конечно, у Фло не классический синдром, но есть некоторые характерные симптомы. Нечасто нам случается подолгу наблюдать за такими маленькими детьми — родители всегда спешат забрать их домой, как бы трудно ни было управляться с ними. Так что Фло для нас — подарок судьбы. — Он задумался. — Хорошо бы еще сделать ангиограмму, посмотреть, нет ли у нее поражений в речевой области, а заодно и поискать признаки кортикальной атрофии. Но риск слишком велик…