Милый друг
Шрифт:
– Да.
– Ну так вот, можете вы мне обещать одну вещь?
– Да. Но что именно?
– Обещайте советоваться со мной, когда кто-нибудь будет просить вашей руки, и, не узнав, как я на это смотрю, никому не давать согласия.
– Хорошо, обещаю.
– И это должно остаться между нами. Ни отцу, ни матери – ни слова.
– Ни слова.
– Клянетесь?
– Клянусь.
С деловым видом к ним подбежал Риваль:
– Мадемуазель, папа зовет вас на бал.
– Идемте, Милый друг, – сказала она.
Но он отказался, –
– Поедем? – немного погодя обратился он к ней.
– Как хочешь.
Она взяла его под руку, и они снова прошли через опустевшие залы.
– А где же хозяйка? – спросила она. – Я хотела с ней попрощаться.
– Не стоит. Она начнет уговаривать нас остаться на бал, а с меня довольно.
– Да, ты прав.
Всю дорогу они молчали. Но как только они вошли в спальню, Мадлена, еще не успев снять вуаль, с улыбкой обратилась к нему:
– Ты знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.
– Какой еще сюрприз? – огрызнулся Жорж.
– Угадай.
– Не намерен утруждать себя.
– Ну хорошо. Послезавтра первое января.
– Да.
– Теперь самое время новогодних подарков.
– Да.
– Так вот тебе новогодний подарок, – я только что получила его от Лароша.
И она протянула ему маленькую черную коробку, похожую на футляр для золотых вещей.
Дю Руа с равнодушным видом открыл ее и увидел орден Почетного легиона.[90]
Он слегка побледнел, затем, усмехнувшись, сказал:
– Я бы предпочел десять миллионов. А это ему обошлось недорого.
Она ожидала бурных изъявлений восторга, и его холодность возмутила ее:
– Ты стал просто невыносим. Тебе ничем нельзя угодить.
– Этот человек выплачивает свой долг – только и всего, – хладнокровно заметил он. – Он мне еще много должен.
Его тон удивил Мадлену.
– Однако в твои годы и это неплохо, – сказала она.
– Все относительно, – возразил он. – Я мог бы иметь теперь гораздо больше.
Он положил футляр на камин и принялся рассматривать блестящую звезду. Потом закрыл футляр и, пожав плечами, стал раздеваться.
В «Правительственном вестнике» от первого января действительно появилась заметка о том, что публицист г-н Проспер Жорж Дю Руа за выдающиеся заслуги получил звание кавалера ордена Почетного легиона. Его фамилия была напечатана в два слова, и это порадовало Жоржа больше, чем сам орден.
Через час после того, как он прочитал в газете об этом событии, приобретавшем таким образом общественное значение, ему подали записку от г-жи Вальтер: она умоляла его сегодня же прийти к ней с женой обедать и отпраздновать это награждение. Он было поколебался, а затем, бросив в огонь ее письмо, составленное в несколько двусмысленных
– Сегодня мы обедаем у Вальтеров.
Это ее удивило.
– Вот как! Ведь ты же сам, по-моему, говорил, что ноги твоей там больше не будет?
– Я передумал, – это все, что она услышала от него в ответ.
Когда они приехали, г-жа Вальтер сидела одна в маленьком будуаре, отведенном для интимных приемов. Она была вся в черном, с напудренными волосами, что очень ей шло. Издали она казалась старой, вблизи – молодой, и для наблюдательного человека это был пленительный обман зрения.
– Вы в трауре? – спросила Мадлена.
– И да и нет, – печально ответила она. – Все мои близкие живы. Но я уже в таком возрасте, когда носят траур по собственной жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.
«Хватит ли выдержки?» – подумал Дю Руа.
Обед прошел довольно уныло. Только Сюзанна болтала без умолку. Роза казалась чем-то озабоченной. Все горячо поздравляли журналиста.
Вечером все, беседуя между собой, разбрелись по залам и зимнему саду. Дю Руа шел сзади с г-жой Вальтер, она удержала его за руку.
– Послушайте, – тихо сказала она, – я больше ни о чем не буду с вами говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Видите, я уже не говорю вам «ты». Но жить без вас – это выше моих сил, выше моих сил. Это чудовищная пытка. Днем и ночью я чувствую вас, вы всегда у меня перед глазами, я храню ваш образ в своем сердце, в своем теле. Вы точно дали мне какой-то отравы, и она подтачивает меня изнутри. Я больше не могу. Нет. Не могу. Смотрите на меня только как на старуху, – я согласна. Я нарочно напудрила волосы, чтобы вы посмотрели на меня седую, – только приходите, приходите хоть изредка, как друг.
Она сжимала, она стискивала его руку, впиваясь в нее ногтями.
– Это решено, – спокойно заметил он. – Незачем больше об этом говорить. Вы же видите, что я приехал тотчас по получении вашего письма.
Вальтер с дочками и Мадленой шли впереди; около «Иисуса, шествующего по водам» Вальтер остановился и подождал Дю Руа.
– Представьте себе, – сказал он со смехом, – вчера я застал жену перед этой картиной: она стояла на коленях, точно в часовне. Она здесь молилась. Как я хохотал!
– Этот образ Христа спасет мою душу, – уверенно произнесла г-жа Вальтер; в голосе ее слышался тайный восторг. – Всякий раз, когда я смотрю на него, он придает мне силы и бодрости.
Повернувшись лицом к богу, стоявшему на морских волнах, она добавила шепотом:
– Как он прекрасен! Какой страх наводит он на этих людей, и как они любят его! Посмотрите на его голову, на его глаза, – как все в нем просто и вместе с тем сверхъестественно!
– Да ведь он похож на вас, Милый друг! – воскликнула Сюзанна. – Честное слово, похож. Если б у вас была бородка или если б он был бритый, – вы были бы одно лицо. Поразительно!