Шрифт:
Николай Томан
Мимикрин доктора Ильичева
Столкновение двух миров — мира социализма и мира капитализма — неизбежно. Авангардный отряд банковских хищников — фашизм бешено готовится к нападению на Советский Союз.
Проблемы этой будущей войны все более привлекают внимание советских патриотов и, в частности, нашей литературы. Этой теме посвящена и первая повесть инженера-комсомольца Ник. Томана.
Немецкие фашисты начинают войну против СССР. В грозной готовности встречает советский народ врага и уничтожает его, не допустив к границам социалистической
Неизвестно, будет ли в действительности война развиваться именно так, как это показано в повести Томана, но бесспорно одно, — что в результате войны фашизм будет уничтожен.
1. В штабе Особого корпуса
В шесть часов пятьдесят пять минут утра все офицеры штаба Особого корпуса Восточно-Германской армии были в сборе. Начальник штаба, полковник Отто фон-Шлотгейм, раздал им секретный приказ.
Офицеры прочли:
«Приказываю: всех рядовых и унтер-офицеров с первых и вторых зон немедленно перевести в третью зону. Во второй зоне все подготовительные работы вести силами офицеров инженерных частей.
Когда часы пробили семь, в штаб второй зоны вошел командующий корпусом. Офицеры встали. Командующий поздоровался и сказал:
— Господа офицеры, начало активных действий назначаю на пятнадцатое мая. В вашем распоряжении семьдесят два часа. В течение первых суток необходимо перебросить всех рядовых и унтер-офицеров в третью зону и закончить установку фундаментов для атомных батарей. В третьи сутки привести батареи в боевую готовность. Переброску рядового и унтер-офицерского состава в третью зону поручаю полковнику Шлегелю. Подготовительные работы и монтаж батарей — инженеру Бурхгардту. Все.
Сказав это, фон-Пеггендорф направился к письменному столу, заваленному топографическими картами и чертежами.
— Ваше превосходительство, — сказал Шлотгейм, когда все вышли из штаба, — вот донесения начальника первой зоны.
Пеггендорф взял протянутые бумаги, не взглянув на них, положил в портфель, пододвинул к Шлотгейму кресло.
— Садитесь, полковник. Как дела на фронте?
Полковник Шлотгейм был типичным военным служакой. Человек недалекий и талантами не блещущий, он был на хорошем счету как чрезвычайно дисциплинированный офицер. Шлотгейм славился изумительной памятью, пунктуальностью, необычайной требовательностью к своим подчиненным и неразговорчивостью: иной раз за весь день он произносил не более десятка слов.
На вопрос Пеггендорфа полковник ответил коротко и сухо:
— Северо-восточная союзная армия под давлением советских частей отступила к району озера Перебродье. На юго-восточном — без перемен.
Пеггендорф вынул портсигар, предложил Шлотгейму папиросу.
— Как обстоит дело в нашем районе, полковник?
— Русские сосредоточивают в пограничных районах танковые и воздушные части, но активных действий пока не начинают.
— Отлично, полковник. Дайте мне, пожалуйста, списки офицеров штаба корпуса и главного пункта
Начальник штаба достал из полевой сумки списки.
— Благодарю, полковник, — больше я вас не задерживаю.
Против обыкновения, Шлотгейму хотелось поговорить с генералом и узнать, чем вызвана переброска рядовых и унтер-офицеров в третью зону, но генерал был не в духе. Правда, внешне это не было заметно, но Шлотгейм за десять лет совместной службы в совершенстве изучил характер Фридриха Пеггендорфа: генерал был вежлив, это являлось дурной приметой.
Шлотгейм вышел во двор.
— Что приуныли, господин полковник! — весело крикнул толстый майор Карл Гассерт. — Читали в «Дейче Вэр» статью фюрера?
Майор Гассерт был добродушным, веселым человеком. Даже Шлотгейм любил поговорить с ним в свободное время.
— Что пишет фюрер, господин майор?
Карл Гассерт подал начальнику штаба газету и, хитро улыбаясь, сказал:
— Фюрер обещает снизить немецким фермерам налоги, как только мы займем Советскую Украину.
Долгие годы Третья империя готовилась к этой войне, но, странная вещь, обещание фюрера и начальнику штаба показалось смешным. Он улыбнулся, но, спохватившись, торопливо спрятал улыбку в колючие закрученные усы и строго сказал Гассерту:
— Господин майор, потрудитесь представить мне списки обслуживающего персонала зенитного сектора.
И, едва отвечая на приветствия офицеров, Шлотгейм торопливо направился к воротам штаба. В поле уже стояли десантные машины: полковник Шлегель приступал к переброске рядового и унтер-офицерского состава.
На восточной границе второй зоны велась установка фундаментов для атомных батарей. Начальник штаба вынул из футляра бинокль и со штабного наблюдательного пункта начал следить за работой. Фронт работ был сильно растянут, и обслуживающего персонала для машин явно нехватало. Лейтенанты, перепачканные цементом и землей, выбиваясь из сил, суетились у экскаваторов и бетономешалок.
«Сюда совершенно необходим батальон саперов», — подумал полковник и подозвал к себе инженера, руководившего работой на этом участке.
— Как дела, господин инженер?
— Очень плохи. Если нам не дадут еще людей, задание на моем участке не будет выполнено.
Генерал Пеггендорф сидел в своей комнате и синим карандашом вычерчивал на зеленом фоне топографических карт траектории полета снарядов атомных батарей. Когда вошел Шлотгейм, он отложил карты в сторону и спросил:
— Ну как, полковник, справятся лейтенанты с установкой фундаментов?
— Боюсь, что нет, ваше превосходительство. Им необходима помощь.
— Переброшены ли уже саперные части в третью зону?
— Нет еще, ваше превосходительство.
— Тогда оставьте во второй зоне два батальона.
Шлотгейм по телефону передал приказ дежурному офицеру.
Тучный, страдающий одышкой генерал, заложив руки за спину, тяжело ступая, ходил по комнате. Шлотгейм не ошибся: Пеггендорф был не в духе. Концентрация советских частей в районе Особого корпуса внушала ему серьезные опасения. Генерал боялся, что они могут перейти в наступление, прежде чем он пустит в ход атомные батареи. Местонахождение их было известно только ограниченному числу старших офицеров. На своих солдат генерал не мог положиться, поэтому он и дал распоряжение перебросить их в третью зону.