Мимо денег

Афанасьев Анатолий Владимирович

Сквозь дымку прощания Аня смотрела на всех с умилением. Чудесные достались ей поминки.

…Люся и Ильюша давно посапывали, похрапывали с боков, мерно вздымаясь, как два вулканических пригорка, а она бодрствовала, не хотела потратить последние часы на сон. Скоро наступит вечное забытье, где уже не будет ни зеленой травы, ни солнца, ни вкусной еды и питья, ни мужчин и женщин… Не заметив как, не закрывая, кажется, глаз, очутилась в полутемной пещере, где со стен свисали белые сталактиты, а по дну, недоступный зрению, гремел мощный водяной поток. Ей не было страшно, а как-то томно, потому что она знала, что в пещере не одна: кто-то наблюдает за ней из дальнего угла, осветясь

двумя огоньками. Но это был не друг и не враг, а совсем иное, не земное существо, которое — она сознавала — вот-вот заговорит с ней. И от того, что она услышит, зависело ее будущее… Потом вдруг стены пещеры расступились и открылся спуск к реке, по которому поднимался пожилой, даже старый человек с бледным, как у покойника, лицом. Человек делал какие-то знаки, словно звал к себе, но у нее не было сил подняться.

Пробуждение было мгновенным и ужасным. Тонна груза навалилась на живот и на грудь — и сразу стало нечем дышать. Железные пальцы стиснули горло, но давили постепенно. В уши журчал сочувственный голос: «Не боись, деточка, потерпи. Скоро будет хорошо…» Попыталась вырваться, выскользнуть из-под ворочащихся глыб, но это было все равно, что спихнуть могильный пласт земли. «У-у-у!» — изошлась чумовым стоном, но звук утонул в шершавой ладони, смявшей рот. Вслед за тем сверлящая боль хлынула в живот, поднялась до затылка — и Аня потеряла сознание…

ГЛАВА 8

Около часа ночи приехал в Сокольники. Двое таксистов его проматросили, испугались страхолюдной внешности, подсадил пожилой частник, одинокий «бомбист», который всю дорогу потел от страха. Корин трепещущими ноздрями с удовольствием впитывал знакомый едкий запах. Точно так же, он знал, вспотеет Кириенок, когда он до него доберется.

Он был благодарен частнику за безрассудное мужество, но оставлять в живых его не следовало. Мало ли что. Сдуру стукнет, а Корину вовсе ни к чему, чтобы кто-то сел на хвост. Эта ночь принадлежала только им двоим — ему и Анеку Берестовой.

— Вон метро, — робко, не оборачиваясь, сообщил водила. — Дальше куда, извините?

С ностальгическим чувством Корин озирался по сторонам. Вот его малая родина. Здесь ему знаком каждый переулок, каждый кирпичик, не говоря уж о парке, в котором он когда-то выпил свою первую кружку пива и поцеловал свою первую женщину, но не Аню, нет. Как ни странно, это случилось еще задолго до романа с Анастасией Вадимовной, материной подругой. Притом среди бела дня. С пацанами они рыскали по парку, как волчата, в поисках приключений и наткнулись на одинокую мамзель, которая сидела на скамейке и о чем-то мечтала. Рядом лежали пачка сигарет и зажигалка. «Сейчас покурим», — пообещал Корин дружкам и смело приблизился к женщине. «Тетенька, не угостите сигареткой?» Наткнулся на взгляд, который потом долго ему вспоминался. Будто ошпарили кипятком изумрудного цвета, плеснули прямо в лицо. «Смелый мальчуган, — улыбнулась женщина. — Кое-кто от тебя поплачет. Что ж, на, бери!» Протянула пачку, а когда нагнулся, неожиданно ухватила за уши, притянула к себе и впилась губами и зубами в его рот. Первый поцелуй длился, может быть, несколько секунд, а черная кайма возле рта сходила потом целый месяц. «Ты что, ох…ла?!» — От испуга двенадцатилетний Корин неумело выматерился, а зрелая сучка в ответ звонко рассмеялась. Она оставила на нем свое клеймо. Что за женщина? Встретить бы ее снова… Э-э, да что теперь вспоминать…

— Вон туда, — показал он частнику. — В переулок и сразу направо.

Водитель заколебался.

— Может, сойдете здесь? Бензин на исходе.

Наглая ложь облегчила Корину задачу, развеяла сомнения. Тот, кто лжет,

недостоин жизни.

— Тут рядом, не бзди.

Водитель, как загипнотизированный, медленно въехал в переулок и вскоре уперся фарами в глухую кирпичную стену.

— Здесь же тупик… — В растерянности обернулся.

Не лицо, а готовая маска смерти. Корину захотелось поболтать со своей жертвой, прежде такого за ним не водилось. Обычно испытывал отвращение к тварям, обреченным на заклание.

— Много за ночь набегает?

— Когда как… Браток, если нет денег, ничего… Я не в обиде.

— Почему соврал насчет бензина? У тебя полбака.

— Испугался… У вас что-то плохое на уме? Если нужна машина, пожалуйста, берите.

— Не дрожи, стыдно… Тебе сколько лет?

— Шестьдесят пять… На пенсию нынче не проживешь, а это так… Старуха сильно хворает, на лекарства подрабатываю.

В салоне завоняло уже не только потом.

— Раньше кем был, до пенсии?

— По-всякому… Пятьдесят лет на производстве… Вам если угодно деньжат… Вот есть сотни полторы. С обеда гоняю. Пожалуйста, берите.

— Эх, мужик, мужик… — вздохнул Корин. — Что же с тобой делать? За вранье надо наказывать, сам, наверное, ребятишек учишь. Внуки есть у тебя?

— А как же? Двое: Сема и Манечка. У ней именины завтра. Четыре годика. Хотел велосипед подарить.

— Теперь уж, похоже, не подаришь. Отдарился, дед.

Не выдержав напряжения, водитель ринулся на волю, с неожиданной сноровкой отворил боковую дверцу и уже соскользнул одной ногой, но это было все, что он успел. Корин рванул его назад и пару раз стукнул башкой о баранку с такой силой, что хрустнула то ли кость, то ли пластик. Водитель обмяк и затих, обвалился на сиденье.

Корин вылез из машины и вытащил старика наружу. На руках отнес к мусорному баку и положил на землю. Пусть отдыхает. На пьяных и покойников в Москве давно никто не обращает внимания, вполне может и день, и два посмердеть.

Потом сел за руль и отогнал машину на соседнюю улицу, на ту самую, где жила Анечка Берестова. Живет ли теперь, вот в чем вопрос. Корин пока не ощущал ее близкого присутствия.

Подъезд был снабжен кодом, и он потратил несколько минут, тыкая наугад в кнопки, пока не открыл. Поднялся на третий этаж и позвонил в знакомую дверь, обитую коричневым потертым дерматином. Дверь действительно была знакомой, хотя он ни разу не приходил к Анеку домой, это тоже похоже на чудо. Его привел сюда рок.

Пришлось звонить три раза, пока внутри не началось шевеление.

— Кто там? Чего надо? — прозвучал мужской раздраженный голос.

— По делу. Откройте, пожалуйста.

— По какому делу?

— По коммерческому. По какому еще? Хорошее предложение.

Сообразовавшись с дверным «глазком», Корин нагнул голову, чтобы выглядеть просто сильно бородатым мужчиной. Но того, кто стоял за дверью (вероятно, отец Анека), это не обмануло. Корин услышал ехидный совет:

— Сходи сперва в парикмахерскую, коммерсант.

Корин понимал, что если не войдет, то придется ждать до утра, а это очень долго. И потом — его время ночь, а не день.

— Позови Аню, папаша, — попросил. — Она меня знает.

Для невидимого собеседника эти слова прозвучали как «Сезам, откройся!». Дверь мгновенно распахнулась во всю ширь, и перед Кориным предстал невысокий, коренастый мужчина в трусах и майке, что характерно, тоже похожий на обезьяну: с опухшей будкой, небритый, с шерстью на груди — ну будто родственник. В руке он держал для острастки небольшой плотницкий топорик — надежное оружие мастерового. На Корина смотрел, прищурив для верности один глаз, вторым излучая небесное сияние.