Мимо радуги
Шрифт:
Рада ли я? Да как я могу быть рада?! Первый лицей у нас на Болоте не чмырит разве что мертвый. Там же учатся тупорылые мажоры! Сплошные тупорылые мажоры! Дети больших начальников, бизнесменов и других ублюдков. Ненавижу их! Да что они вообще могут знать о жизни?!
Приходилось ли этим богатеньким сосункам работать хоть один день в жизни? Приходилось ли им воровать пельмени из магазина, чтобы пожрать, потому что начальство матери не заплатило обещанную зарплату, а ты не можешь больше смотреть на рыдающую от бессилия мать, поэтому врешь, что нашла деньги и купила на них еды? Их изнеженные ручки наверняка
Я молча отодвигаю тарелку с супом, встаю из-за стола и иду в свою комнату.
– Алена, я тебя не поняла, – мать хватает меня за рукав. – Ты почему молчишь? Ты вообще понимаешь, как нам повезло?! Наконец-то ты сможешь учиться в окружении хороших ребят, получать настоящее образование, а не просто просиживать штаны за партой! Ну что ты молчишь? Скажи наконец хоть что-нибудь!
– Ненавижу тебя, – вырывается у меня. Слезы катятся по лицу. Я натягиваю на себя уличную одежду, чтобы поскорее свалить отсюда. Танька забилась в уголок возле входной двери и тоже тихонько натягивает ботинки.
– Да как ты смеешь так разговаривать со мной, дура неблагодарная! – слышу в ответ. Далее следует целая тирада: о том, как матери и так тяжело выживать, одной поднимая двух детей, а тут еще и дочь совсем от рук отбилась. И так далее. Все это я слышала много и много раз. Больше эти слова меня не цепляют.
Я одеваюсь, хватаю за руку ошалевшую от крика Таньку, и мы выбегаем из дома. В меня летят угрозы и оскорбления, но я уже умею мысленно блокировать любые истерические вопли.
– Ну что: за пивом и на тусу к Сереге? – спрашиваю я у Таньки, вытирая глаза рукавом. – Тушь нормально?
– Ага, нормально. Блин, да как же вы живете в постоянном скандале? Я б уже повесилась, – моя подруга до сих пор впечатляется такими сценами. – Ну ок, за пивом так за пивом.
Глава 3
перемены
«Рэп – отстой, попса – параша, панки, хой! Россия наша!»
Денег на пойло у нас не хватает, поэтому сначала мы идем к Таньке. Ее мать держит в фарфоровой вазе бабки на всякий случай, например, если дочке надо будет купить продукты. Мы берем сотку с мелочью и идем в ларек "Березка", где продавщица теть Зина всегда без проблем продает нам пиво и сигареты.
Затарившись на все деньги, мы понимаем, что настроения веселиться у Сереги нет совсем. Поэтому идем в детский сад. Мы всегда там сидим, потому что оттуда никто не выгоняет.
Устраиваемся в маленькой разноцветной беседке. Она полностью испещрена всевозможными надписями, какие только могут встречаться
Выходит группа малышей с ведерками и малюсенькими лопатками, они гуляют на соседнем квадрате площадки. От нашей беседки до их песочницы – метров десять-пятнадцать. Мы садимся спинами к детям, чтобы они не видели как мы курим и бухаем.
Воспиталкам на нас плевать. Плевать и сторожу, и даже родителям малых. Что возле детей валяются бутылки, окурки и тонна шелухи от семечек. Что вечерами в беседках никогда не бывает пусто. Что нетрезвые крики и смех разлетаются по всей окрестности. Что здесь собираются все, кто хочет выпить или ширнуться. Ну а где еще?
Нам немного неприятно общаться под детские визги, но что поделать: это все-таки их территория. К тому же долго они не гуляют, так что переживем. Мы открываем "Ячменный колос" и наливаем в пластиковые стаканчики.
– Танька, – задаю я вопрос подруге, – скажи: что делать?
– Да, она у тебя конкретно погнала. Если бы моя мать такое устроила, я бы, наверное, вышла в окно! – заявляет Танюха. Она всегда меня поддерживает. Пусть и не дает совета, но это ведь и не главное в дружбе.
Вскоре к нам подсаживаются девчонки из нашей школы, с которыми мы иногда тусим. Они тоже с пивом – мы начинаем выпивать вместе.
А примерно через полчаса подходят Толстый и Шпала. Они несут коктейли "Казанова" – то еще забористое дерьмо.
– Ну что, пацаны, узнали, что там с Черным? – спрашиваю я.
– Да вот, как раз оттудова и идем, – говорит Колян-Шпала. – Там какой-то кипиш, в натуре. Из-за ляпки пацана напрягают по полной! Тут не все так чисто: по-любому хотят на него висяк оформить. Ну а че? Удобно! Черный из детдома, родни нет, приводы уже были. Короче, присядет он, по ходу.
– Лишь бы мокруху не повесили, – рассуждает Танька, – или растление какое. Он же уже совершеннолетний....
– Да кто этих мудил знает! – восклицает Толстый. – Помните, когда Сергеича, бомжару нашего местного, закрыли за грабеж? Там ведь всем понятно было, что он на ногах-то еле стоит, какой там грабеж? Тем более вооруженный. Но мусорам было по барабану.
– Да Сергеич только рад был, – говорит Колян, – в тюряге тепло, кормят, и вообще ништяк для него. А Черный-то нормальный парень!
– Ладно, может, все еще наладится, – успокаиваю я парней. Сама-то я этого Черного толком не знаю, в садик он заходит редко, да и то в основном молчит. Но все равно жалко человека.
Примерно через час к нам присоединяются Саня с Никитой. Танька без ума от Сани, но не показывает ему свои чувства, как ей кажется. На самом же деле, стоит только ему появиться на горизонте – моя подруга сразу превращается в умственно отсталую: ржет невпопад, взвизгивает не к месту, даже меняет голос. И самое мерзкое – начинает жевать волосы. Трансформация происходит так быстро, что я иногда раньше встречаю дегенератку в лице своей подруги, а уж затем замечаю, что Саня идет. Ну и кому же захочется встречаться с такой идиоткой?! Вот он и не обращает на нее внимания, хотя по-любому в курсе, что нравится ей.