Мимо радуги
Шрифт:
А Никита уже давно клеится ко мне. Мы знаем друг друга с самого рождения: наши мамы вместе ходили беременные, мы играли в одной песочнице, вместе отмечали дни рождения. Он всегда защищал меня от других ребят. А еще помню случай: когда пошла мода на фишки с покемонами, и каждый мечтал собрать всю коллекцию, Никита решил подарить мне все свои фишки, целый пакет. Наша дворовая компания обалдела тогда от этого поступка – ведь фишки были чуть ли не смыслом жизни, нашей валютой, нашим состоянием, которое мы оберегали и пытались преумножить. За фишки выполняли желания, за фишки продавали
Стало холодать. По вечерам в конце сентября сидеть на улице уже не так приятно, как летом. Мое тело начинает предательски трястись.
– Замерзла? – спрашивает Никита. – У тебя кончик носа покраснел. – Не дожидаясь моего ответа, друг надевает мне на плечи свою куртку.
– Спасибо, Никитос, – простукиваю зубами благодарность.
Саня рассказывает про какой-то ржачный фильм, который они с Никитой сегодня посмотрели:
– И там, короче, кассета была, которая убивает всех, кто ее посмотрит! И там телка такая стремная говорит: “Семь дней, тебе осталось семь дней!”, – последнюю фразу Саня хрипит не своим голосом и неестественно таращит глаза.
Танька хихикает и похрюкивает, пока Саня описывает киношные сцены.
– Ну, там весь фильм – это, короче, пародия на другие фильмы, типа на "Звонок" и "День независимости". Мы с Никитосом устали ржать, отвечаю! Посмотрите обязательно – вы офигеете! А еще там такие буфера у Памелы Андерсон! Я думал, они лопнут в конце фильма!
– Ой, ты такой смешной, – Танька жует прядь своих красных волос, – мы как раз с Аленкой собирались что-нибудь посмотреть. А вот сегодня придем ко мне и посмотрим!
– Танька, у тебя ж кассеты нет, – напоминаю я.
– Ну мы придумаем что-нибудь, – слегка краснеет Танька, – в прокате возьмем!
– Так, кто-то, кажется, нажрался, – ржет Саня. – Танюха, какой прокат? Он уже давно закрылся!
Все смеются. Танька тоже начинает припадочно ржать, не забывая похрюкивать.
Девчонки, что сидели с нами, допили свое пиво и ушли. А я еще больше налегаю на "Ячменный колос", чтобы позабыть о сегодняшнем дне и предстоящих переменах.
***
Мысли, спотыкаясь, беспорядочно скачут в моей похмельной голове. Что вчера было?
Проснувшись в уличной одежде на пыльном старом паласе, я замечаю Таньку, которая спит у себя на тахте. Ее рот открыт и извергает жуткий храп. Если бы я не пила вчера вместе с ней, я бы подумала, что пора звонить в больницу, ставить на уши Танькину мать и мысленно прощаться с подругой. Но все в порядке – она всегда храпит, как старый пердун, если накануне изрядно накидается.
Я пытаюсь расчесать свои
Мы смеялись, шутили, горланили песни. А потом… В памяти лишь мутная карусель из фрагментов: смех, кто-то дерется, пиво в волосах, Танькин подъезд, ее палас, безуспешные попытки найти постельное белье и глубокий сон.
Старенький будильник на тумбочке возле Таньки заводит свое мерзкое "пи-пи-пи-пи", которое тут же отзывается жутким стуком в моих висках. Уже 11 часов утра.
– Блин, пора убираться! Скоро мамка со смены придет! – Танька пытается пальцами разомкнуть глаза. – А я вчера такой срач устроила, она точно в ярости будет.
– Да ладно, в первый раз, что ли? – говорю я, – щас голову помою и мы за десять минут марафет наведем, теть Марина ничего не заметит.
Быстро мою волосы в раковине Танькиным шампунем. Пока сушу, она уже принимается за уборку. Отложив фен, подключаюсь к марафету и я.
Как и говорила, порядок мы навели очень быстро. Немного привели в порядок и себя: я еще раз как могла расчесала волосы и собрала их в хвост. Перегаром вроде не пахнет, но мы открыли окна настежь на всякий случай. Теперь в оставшееся время до прихода Танькиной мамы мы печем блины, чтобы порадовать уставшую после ночной смены теть Марину.
Минут через пятнадцать Танькина мать уже стучится в дверь. Мы встречаем ее с самыми милыми лицами, профессионально замаскировав дичайшие похмелье. Усаживаем ее за стол, ставим блины. Танька включает чайник.
– Ой, девочки, ну вы у меня умницы! – Танька не часто делает что-либо по дому. Так что в голосе ее матери слышны неподдельные нотки радости.
– Это Аленкина идея, я к вам в повары не нанималася, женщина. – в шутку, но как-то все равно резко расставляет точки над “i” Танюха.
В открытое окно смотрит солнце, прицельно жаря мне щеки. Днем все еще тепло. В чайнике начинает бурлить вода.
– Алена, мне звонила твоя мама, она очень переживала, плакала, – сообщает мне теть Марина. – Я ее успокоила, сказала, что ты у нас переночуешь, а завтра пойдешь домой. Что у вас произошло?
– Да ничего, – я стараюсь изо всех сил не выдавать эмоций. Вспоминаю о вчерашнем заявлении матери. Кровь наполняют гнев и обида, хочется кричать и плакать. – Просто поругались, теть Марин, обычное дело.
Танька достает кружки и рассовывает по ним пакетики с чаем Нури.
– Давай с тобой один на двоих, не люблю крепкий, – предлагаю Таньке. Неудобно как-то целый пакетик переводить.
– Твоя мама мне пожаловалась, что ты не хочешь переходить в лицей. Алена, пожалуйста, не дури! – глаза Танькиной мамы смотрят на меня с большой нежностью, – ты же знаешь, что она старается ради тебя, ей и так нелегко!
Чайник вскипел.
– Конечно, только ей одной всегда нелегко! А что у меня на душе – вообще никого не интересует! – я понимаю, что слишком громко кричу на бедную женщину. – Теть Марин, я, пожалуй, пойду. До свидания!