Министерство мокрых дел
Шрифт:
– Вот! – сказал с чувством. – Забирай!
– Зачем?
– Забирай! – с надрывом повторил впавший в отчаяние Алексей. – Все, что нажито! И уходи!
Сделку, оказывается, предлагал. Демин с невозмутимым видом пересчитал купюры, после чего сложил их аккуратной стопкой и эту стопку положил рядом с собой. Подумал, забрал у Алексея несколько банкнот, которые тот держал в руках, и присовокупил их к остальным деньгам.
– Ты так легко деньгами не разбрасывайся, – посоветовал. – Это ведь теперь не только
Обнаружив, что и толку нет, и деньги уплывают, Алексей сделал было резкий выпад, норовя схватить стопку банкнот, но Демин оказался проворней. Выхватил деньги из-под самой Бздыковой руки и сказал веско, как прежде:
– Ты это брось!
Деньги спрятал куда-то в свои застиранные штаны. Алексей понял, что эти дензнаки уже можно списать на невосполнимые потери.
– Ну ты! – осерчал он. – Горлохват! Фруктовый король! Падла базарная! Отдай бабки!
– Ну-ну!
– Отдай, я тебе говорю!
Не дожидаясь реакции собеседника, схватил со стола тарелку с винегретом и запустил ее в голову обидчика. Демин едва избежал производственной травмы. Увернулся в последний момент. Винегрет впечатался в стену, оставив на бледно-розовых обоях живописную картину, мечту абстракциониста. Леху-Алексея уже нельзя было остановить. Он рванулся, опрокидывая стол на противника, после чего и сам бросился на Демина, издав устрашающий вопль монголо-татарского захватчика. Первый его наскок Демин отбил, но было понятно, что в небитом состоянии Илье оставалось пребывать всего минуту или две. Ворвавшаяся в комнату Анна Николаевна заверещала. Задетая пролетающим стулом люстра осыпалась осколками. На поле боя постепенно воцарялся хаос.
Мы наблюдали картину происходящего на мониторе. Наш фургон был припаркован во дворе дома, в одной из квартир которого и разгоралась нешуточная битва.
– Мебели переломают на большие деньги, – высказала предположение Светлана.
– Купим им новую, – пожал я плечами.
Тем временем семья Голобородько лишилась цветного телевизора.
– Илье приходится нелегко.
– Он парень крепкий.
Рухнул перевернутый сервант.
– Соседи, наверное, уже вызвали милицию.
Демин не сумел увернуться от очередного удара.
– Жень, тебе пора! – встревожилась Светлана.
Я кивнул и выбрался из фургона. На мне была новенькая, с иголочки, милицейская форма. Настоящий сержант.
Тем временем события в квартире Голобородько развивались своим чередом. Леха-Алексей уже несколько притомился, измотанный в ближнем бою, и раз за разом шел в атаку больше по инерции, но было ясно, что надолго его не хватит. Илья вяло отмахивался от противника, как от надоедливой мухи. Анна Николаевна беззвучно плакала, потрясенная видом учиненного разгрома. Наверное, уже успела пожалеть о необдуманно принятом решении разыграть собственного
Демин наконец изловчился и сгреб притомившегося соперника в охапку.
– Все, – сказал почти нежно. – Потешились – и будя.
Смахнул пот со лба усталым жестом.
– Хорошо еще, что четырех мужей разрешили иметь, а не четырех жен. Во где, в натуре, был бы бой. Буря в пустыне, блин. Битва за Сталинград.
А я уже позвонил в звонок у двери. Открыла мне Анна Николаевна. Прижала руки к груди. Натерпелась страху, бедняга.
– Нарушаем? – строго спросил я.
Женщина пыталась что-то ответить, но у нее не получилось. Я прошел в комнату. Демин прижимал к груди безутешного Бздыка. Тот пребывал в достаточно плачевном состоянии. Не пускал скупую мужскую слезу, но был к этому близок. Алексей воззрился на меня, и я в своей милицейской форме наверняка представился ему продолжением сегодняшних несчастий. Но сосчитать положенных ему за безудержное буйство арестантских суток он не успел, потому что смог оторвать взгляд от погон и перевести его на мою физиономию. Лицо у него вытянулось.
– Э-эх! – выдохнул, выпучив глаза.
И в тех глазах я прочитал приговор себе.
– Держи его! – велел я Демину, поспешно отступая в глубину комнаты, но избежать расправы мне не удалось.
Леха все-таки вырвался, бросился на меня, и мы с ним угодили прямо в шкаф. От сотрясения спрятанная на шкафу среди вещей съемочная камера перевернулась. Наша сегодняшняя съемка закончилась. Но главный наш актер и слышать об этом не хотел. Он мутузил меня с энтузиазмом висельника, которому смертный приговор только что заменили полным оправданием с одновременным присуждением Нобелевской премии в трехкратном против обычного размере.
– Указ! – вопил он. – Президент! По радио! Четыре мужа!
Удары сыпались на меня градом. Хорошо еще, что мужичок тщедушный. А не то не миновать бы мне травматологии.
Демин с трудом оттащил от меня разъяренного Бздыка. Тот тяжело дышал и рвался продолжить схватку. Я поправил истерзанный мундир. Раскаявшаяся Анна Николаевна обнимала мужа.
– Ну хорошо, – сказал я. – Будем считать это началом всероссийского референдума о реформе семьи. В ходе опроса о возможности иметь четырех мужей один голос был подан против…
Леха-Алексей нервно задышал.
– …а другой голос…
Я вопросительно посмотрел на Анну Николаевну. Она прониклась важностью момента, поправила прическу, засмущалась и сказала, покраснев:
– Тут без разъяснительной работы нельзя. Мужчин необходимо подготовить. Иначе они нервничают.
Я понял, что один голос вполне можно засчитать «за». Но не стал уточнять, чтобы не разрушать семьи.
Мартынов позвонил мне в середине рабочего дня.