Минни
Шрифт:
Гермиона снова почувствовала, как на кончиках пальцев собираются тёплые сгустки волшебной силы, а в груди всё горит. Мгновение — и её сотряс оглушительный выплеск стихийной магии.
— Не смей больше касаться меня!
Поднявшись на локтях, она увидела в лунном свете, что Драко лежит у стены без сознания, как сломанная кукла — с такой силой его отбросило и приложило. Клятва снова была нарушена: они оба причинили друг другу боль.
Наплевав на изодранное платье, Гермиона поднялась и подошла к столу. Её пошатывало, а руки дрожали. Собрав в себе остатки
Малфой лежал без движения. Девушка несколько секунд стояла в нерешительности, опасаясь, не убила ли она Драко, а затем быстро склонилась и сжала его запястье, держа палочку у лица.
Убедившись, что пульс есть и мучитель только оглушён, она приказала:
— Локомотор!
Безвольное тело Драко вынесло в темноту коридора и опустило на узкую ковровую дорожку. Без сознания он выглядел таким безобидным: раскинутые длинные руки, приоткрытый рот, белые спутанные пряди.
«Ангел, мать его, с чёрной душой! Или вовсе без неё».
Гермиона покачнулась. Она прекрасно понимала, что это её последняя победа, больше ей не выстоять.
Она облизнула распухшие губы и, собрав оставшиеся силы, наложила отталкивающие чары.
А потом заколдовала дверь:
— Коллопортус!
* * *
В больнице имени Святого Мунго у постели пациента, с ног до головы обмотанного бинтами, негромко беседовали два целителя в жёлтых мантиях.
— Что ж, Стивенс, пора проверить вашу безумную теорию.
— Что нам оставалось, Эллиот? Он трансгрессировал сюда, весь чёрный от гари, с ужасным запахом, и упал без сознания. Сестру Адамс чуть не стошнило, пока она вызывала дежурного колдомедика. Одежду пришлось удалять заклинаниями — она припеклась к телу от такой высокой температуры. Его кто-то заживо поджарил!
— Самое любопытное, что палочка не пострадала, только наконечник сильно оплавился. Должно быть, ударная волна заклятия пришлась на него самого…
— Думаю, вы правы, коллега. И мазь этого паренька, Лонгботтома, на основе эссенции луксорской суховеи и корня асфоделя на тот момент оставалась единственным выходом…
— Да, только экспериментировал Лонгботтом на мышах, клетку с которыми вытащил из горящего сарая! А ещё это его условие: не снимать повязки в течение двух недель! Как мы должны понять, помогает эта его мазь или нет?
— Есть только один шанс узнать.
Целители переглянулись. Они принялись осторожно снимать повязки. Слой за слоем на пол падали пожелтевшие бинты с кусками налипшей мёртвой кожи. Палату наполнил резкий запах волшебной мази и кисло-прелый — отставшей ткани.
Когда целители отошли, чтобы разглядеть пациента, они вдруг поняли, что перед ними голый мужчина примерно сорока лет без каких-либо признаков ожогов.
— Стивенс, вы поглядите! Кожа розовая, гладкая! Ни шрамов, ни волдырей!
— И волосы… Эллиот! У него же при поступлении не осталось ни единого волоса! А сейчас шевелюра, как у того Пожирателя, Малфоя…
— Это тот, который к нашим переметнулся?
— Точно.
Мужчина открыл мутные глаза и поморщился от восторженных воплей целителей.
С трудом разомкнув запёкшиеся губы, он прохрипел:
— Пить… Воды…
* * *
— Пить… Воды… Юна!
Гермиона крупно дрожала под клетчатым одеялом. Час назад она впервые в жизни напилась, и её почти сразу стошнило. Не хотелось ни о чём думать, а в особенности о том, что за разрушением клятвы придётся идти на поклон к Нарциссе, чтобы она упросила сына: ведь Драко теперь скорее умрёт, чем оставит себя неотомщённым. Каждый глоток обжигал гортань горечью и разбивал на куски тоскливые мысли.
У кровати девушка истерически разрыдалась, размазывая по лицу горячие слёзы. А потом поняла, что если сейчас же не добежит до туалета, содержимое желудка окажется на одеяле.
Подлый виски так же легко покинул организм, как и попал в него. Гермиона приняла душ и залезла под одеяло, дрожа и постанывая: голова всё ещё кружилась от хмеля. Палочку она предусмотрительно засунула под подушку и крепко сжала пальцы на рукоятке. В конце концов Юна принесла воды, и жуткое похмелье начало отступать. Всё тело бил озноб, и девушка смогла задремать только ближе к утру от ощущения, будто кто-то согрел её.
Она проснулась оттого, что вдруг стало жарко: к спине прижималось горячее обнажённое тело, чья-то тяжёлая рука лежала на талии, а ухо щекотало тёплое дыхание. Попытавшись выбраться из плена, она перевернулась и оказалась в объятьях Люциуса Малфоя. Живого и здорового. Он смотрел на неё дымчато-серыми глазами и гладил обнажённую спину, будто никогда и не умирал. В утренних сумерках тени рисовали его нереальным, как безумная фантазия.
— Послушай… — прошептала Гермиона, осторожно касаясь его гладко выбритого подбородка. — Если ты снова снишься мне, прошу, не умирай больше. Я больше не смогу… мои родители…
— Знаю. Знаю. Мне жаль.
Мужчина убрал белую прядь, скользнувшую на лицо, и молча приник к её губам. Девушка закрыла глаза: всё было как во сне. После вчерашнего ада страстно хотелось почувствовать себя живой, снова ощутить его тепло и нежность. Кроме того, после ласк Драко тело ныло и отчаянно требовало продолжения.
Она обвила руками шею Люциуса, впуская в свой рот его язык и погружаясь в бездну неистовых ласк. Его поцелуи становились торопливыми и жадными, они спустились по белой шее к плечам, затем к ключицам. Гермиона тихо застонала.
«Как же его не хватало! Господи, как же его не хватало!»
— Ты не уйдёшь? Не исчезнешь?
— Нет.
— Как ты открыл дверь?
— Алохоморой, разумеется…
Она прижалась к Люциусу теснее, с удовольствием чувствуя, как его редкие волосы на груди щекочут живот. Девушка охнула и распахнула глаза, когда мужчина прикусил сосок и тут же облизнул. Рука легла на другую грудь, быстро теребя пальцами. Его язык кружил по тёмным ареолам, обжигая, заставляя её непроизвольно сжать ноги от желания и ёрзать.