Минни
Шрифт:
Гарри, видя, что Малфой не отходит от подруги ни на шаг, занимался организацией порталов и переговорами с аврорами. Случай на пароме давал возможность довериться бывшему Пожирателю. Рождественские каникулы сильно тормозили перемещение: болгарские волшебники, оторванные от праздничного стола, сердито ворчали, индийские качали головой и недовольно потирали виски, но всё же проводили к побережью океана, откуда трансгрессировать было удобнее. Слава Гарри помогала, титул героя и победителя одиозного тёмного волшебника делал своё дело, и путешественники в конце концов оказались на безлюдном кладбище недалеко от Канберры.
В
Могила Уилкисов обнаружилась в пятнадцатом ряду, третьей от узкой протоптанной тропинки. Гермиона опустилась на колени, обводя пальцем выбитые буквы чужих имён: «Венделл» и «Моника». Она чувствовала, как за спиной неподвижно стояли Гарри и Люциус, и думала о том, что смерть страшна не сама по себе, а страшна её необратимость. Ничего нельзя вернуть, и все твои ошибки остаются с тобой навсегда. Как и радости.
— Орхидеус, — почти одновременно произнесли мужчины.
Могилу украсили два венка, один с лиловыми цветами, другой с жёлтыми. Гарри вопросительно посмотрел на Малфоя.
Тот, не поворачивая головы едва слышно сказал:
— Дань уважения её родителям. Гермиона спасла мне жизнь. Я обязан ей и им.
Оказавшись в Британии, они расстались на площади Гриммо.
Люциус взял её руку в свою и легонько сжал.
— Ты в любой момент можешь вернуться в поместье, Гермиона. И я не откажусь от своих слов, слышишь? Я сумею защитить тебя и помочь.
Она покачала головой.
— Я не смогу играть роль миссис Малфой.
— А я и не прошу играть.
На миг она посмотрела в его серо-голубые глаза, вспоминая о том, как стояла на берегу в Кале и мечтала, как лазурные волны станут его руками. Море было таким же: ласковым и неумолимым. Или он был морем, раз она так порывисто бросилась в волны?
Но череда ударов судьбы так опустошила и обессилила, что Гермиона не нашла в себе ни капли желания обдумать это предложение.
И даже не обернулась, когда поднималась с Гарри на крыльцо дома.
На Гриммо было, как и раньше: темно и мрачновато. В коридорах пахло уксусом и печёными яблоками, в гостиной у камина переливалась огнями скромно украшенная ёлка. На портрете Вальбурги красовалась какая-то аляповатая композиция, изображающая то ли цветы, то ли бабочек.
— Джинни не выдержала, — пояснил Гарри. — Миссис Блэк так вопила, что Джин привела свою угрозу в исполнение. И знаешь, не сказать, что я сильно жалею. По-моему, даже красиво.
Гермиона обосновалась в комнате Регулуса. Она бросила чемодан в пыльный угол и упала на кровать. Поймав взглядом паутину на потолке, девушка задумалась о том, как теперь жить. Гарри рассказал, что Грейнджеры продали дом на Карнаби-стрит и купили коттедж в Австралийской Канберре, который зарегистрировали на Уилкисов. И теперь, в связи со смертью владельцев, жильё было передано в собственность города. Гермиона понятия не имела, как и кому доказывать, что погибшие — Грейнджеры, а не Уилкисы, чтобы предъявить право собственности на дом. Ведь выходило так, что она действительно осталась круглой сиротой с весьма скромным счётом в банке, и всё, что у неё было —
Гермиона положила руку на живот и, повинуясь какому-то древнему инстинкту, прошептала:
— Ты меня слышишь, малыш? Если твой отец и вправду Люциус… О, Мерлин… Ты ведь пережил всё это вместе со мной, верно? Ты хорошо держался, должна тебе сказать. И я своих не бросаю. Мы всем этим кретинам с Косой Аллеи ещё покажем финт Вронского, вот увидишь!
Утром она столкнулась на кухне с Джинни и Роном. Поначалу беседа не клеилась. Все трое молча пили кофе с ореховым печеньем и невпопад роняли фразы о погоде. Когда спустился Гарри, обстановка разрядилась. Уизли загалдели, рассказывая о Рождественском ужине в Норе, магазинчике Джорджа и малышке Мари-Виктуар, Кикимер спрашивал, что приготовить на обед, и потирал лапки. Гермиона, усмехнувшись, предложила клош-червей и медальоны из форели. Гарри удивился такому выбору, но просьбу домовику передал. Кикимер смерил её странным взглядом и важно кивнул хозяину.
Когда Рон и Гарри трансгрессировали к Министерству, они с Джинни остались одни. Только теперь Гермиона заметила, как светится рыжая девушка. В глубине её голубых глаз сверкали искорки настоящего счастья.
— Гермиона! — она взяла подругу за руки. — Ты помнишь наш разговор тогда, перед Рождеством? Я боялась, что Гарри не вернётся, и молчала. Просто хотела сказать об этом сначала ему самому, но больше, кажется, не выдержу!
— Что такое?
— У нас будет малыш!
Гермиона даже приоткрыла рот. Как непохоже было это сообщение на то, которым «осчастливил» её накануне Люциус.
— Я… Я очень рада за вас, Джинни! В самом деле, рада! Как же вышло, что вы ещё не женаты?
— Так война ведь была… И мама хотела собрать всех родственников. Считай, что ты уже приглашена! Жаль, что мне теперь нельзя шампанское.
Они засмеялись.
— Но я ещё по поводу Рона… — начала Джинни.
Гермиона напряглась от нехорошего предчувствия.
— Не надо. Просто не надо.
— Ты должна поговорить с ним! — настаивала Джинни. — Он всё ещё надеется, что ты простишь его.
— После того, что он натворил?! После того, как в меня летели камни на Косой Аллее? Шутишь?
— Перед тем, как пропал Гарри, я видела, что Рон сидел с вашей общей колдографией.
— О, это очень мило, Джинни, но даже на моё письмо ответила ты, а не он!
— Поверь, ему было очень стыдно…
— Но мне-то от этого не легче!
— Просто поговори с ним. Если надежды нет, так и скажи.
— Я так понимаю, Гарри ничего не рассказал тебе? — Гермиона сощурилась. — Совсем ничего?
— А что он должен был рассказать? — с любопытством спросила Джинни.
— Нет, ничего. Ничего особенного…
Гермиона опустила взгляд. Вряд ли стоило винить Гарри в том, что он умолчал о случившемся в Кале. Он поступил так же, как Люциус: предоставил ей самой делать выбор, рассказывать или нет. Но обнажать душу перед всеми не было ни сил, ни желания.
Через две недели они с Роном остались одни в доме. Джинни утащила Гарри к Джорджу, а потом на запланированное свидание, чтобы сообщить радостную новость, и Гермиона догадалась, что эту встречу с младшим из своих братьев подстроила именно она.