Минни
Шрифт:
Он подумал о том, что если бы меньше любовался урной с собственным прахом, возможно, он мог бы успеть предотвратить эту катастрофу. Мужчина втянул воздух разбитым носом. Его бедная маленькая колдунья всё ещё пахла яблочной свежестью, но теперь к этому аромату примешивались нотки горечи и боли. За каждую рану и синяк хотелось спуститься и врезать Драко ещё. Да и себе тоже.
Всего-то четыре слова «поэтому и не убила», но они растревожили в груди что-то дикое, первобытное, отчего кровь прилила к лицу, а сердце застучало с перебоями. Эта поистине волшебная фраза
Кровь из носа снова закапала на рубашку. Люциус помянул Мордреда и достал палочку, собираясь произнести кровоостанавливающее, но тут на пороге показалась грузная женщина. Она была завёрнута в блестящую серебристую ткань, как рождественский подарок в яркую обёртку, и мужчина не сразу понял, что это платье. На голове возвышалась целая башня из чёрных волос, уложенных в причёску, в полные руки впивались разноцветные браслеты. Дама недовольно охала, потому что сзади её ощутимо подталкивал Лу.
Увидев Люциуса, она возмущённо возопила:
— Пресвятая Эстерель! Если меня вытащили из-за праздничного стола, чтобы залечить разбитый нос…
Мужчина устало поднялся и отошёл, открывая её взгляду лежащую Гермиону.
— Вот ваш пациент. Лечите! Да, и внизу вас ждут ещё двое.
Толстуха нахмурилась и подошла к постели. Уверенным движением достала палочку, и, дополнительно осветив девушку с помощью «Люмос максима», принялась нараспев читать заклинания. Магия волнами хлынула от её полных рук, и в спальне сразу запахло озоном.
Вдруг она обернулась и многозначительно заявила:
— Кстати, меня зовут мадам Фюи, месье Таинственный Похититель.
Люциус чертыхнулся. Проклятая схватка так вымотала, что не хватало сил залечить нос, а кровь так и бежала с подбородка на рубашку. Во рту чувствовался гадкий металлический привкус и никак не выходило произнести правильно банальное «Вулнера санентур». Мужчина с удивлением и благодарностью заметил, как гостья невербально исцелила рану, только махнув рукой в его сторону.
Мадам Фюи вдруг развернулась, шумно шелестя платьем, и, уперев руки в боки, торжественно заявила:
— Месье, для начала: их двое!
— Что?
— Я говорю, эта девушка беременна!
Люциус шумно выдохнул и запустил пятерню в густую гриву, пытаясь прийти в себя. Такого он не ожидал. Хуже всего то, что теперь отцом ребёнка мог быть как он, так и Драко.
«И что тогда делать? Вряд ли она оставит ребёнка! Вынесет ли она это?! Но… Мерлин… если всё же этот ребёнок мой…»
Он не замечал, с какой скоростью расхаживает по комнате из угла в угол. Остановившись у стены с дурацкими обоями в розовый цветочек, он зычно крикнул в сторону порога:
— Лу, виски! И «Латакию»!
Когда домовик поставил на прикроватную тумбочку бутылку с жёлтой этикеткой, бокалы и упаковку табака, целительница ловко набулькала себе янтарной жидкости и опрокинула одним махом. Крякнув, она одобрительно кивнула и с сожалением заметила:
— И вас с Рождеством! Неужели у вас
Люциус с трудом удержался от того, чтобы не наслать на неё заклинание, заставляющее есть слизней — так, в качестве закуски, которую она просила.
Он облизнул пересохшие губы и, стараясь, чтобы голос звучал хотя бы вежливо, спросил:
— Мадам Фюи… Вы можете узнать, кто отец ребёнка?
— Что ж, — хмыкнула толстуха, — я не особо сильна в такого рода магии, но попробую.
Она потёрла руки, разогревая ладони, и вдруг подмигнула:
— А что, девица-то не очень разборчива в связях?
Люциус побелел от гнева. Он схватился за палочку и нацелил её кончик между глаз толстухи.
— Не советую судить по себе, мадам! Ещё одно подобное замечание, и я прокляну ваш род до седьмого колена! А в таких проклятиях я знаю толк, уж поверьте.
Женщина разом растеряла игривое настроение. Она раздела Гермиону заклинанием, и только теперь начала подмечать, что синяки на теле девушки похожи на отпечатки пальцев, а багровые ссадины на шее не слишком-то напоминали следы нежных поцелуев.
Мадам Фюи сосредоточенно взмахнула палочкой, и нежно-голубая сфера возникла прямо над животом девушки. От неё во все стороны ищуще поползли тонкие нити. И одна из них протянулась прямо к сердцу Люциуса, заставляя его биться сильнее.
— Его имя Люциус Абраксас Малфой, — глухо произнесла целительница, пристально вглядываясь в переливчатую сферу. — Знаете этого негодяя, месье?
Люциус встретился с её подозрительным взглядом, отметившим, куда указала нить, и разом осушил бокал виски.
Такого подарка к Рождеству он не ожидал.
Глава 15
Давно не чищенный дымоход не справлялся: в маленьком охотничьем домике стало чадно, и Гермиона взмахнула палочкой, распахивая окно. Свежий мартовский воздух ворвался на первый этаж, залитый сонным утренним светом, и потащил сизые клубы наружу.
Девушка усердно водила кистью по листу бумаги, закреплённому кнопками на деревянном мольберте. Она пыталась мысленно отвлечься, не сосредотачиваясь ни на чём конкретном, но рука снова и снова обмакивала кисть именно в алую краску, и яркие разводы слишком напоминали кровь. Или клубнику.
Арт-терапия, по словам доктора Фоссета, должна была «высвободить боль от душевной травмы, а творчество и искусство — сублимировать агрессию».
Получалось неважно. Впервые взяв в руки волшебные краски, которые привез Люциус, она сначала радовалась: достаточно было указать палочкой на нужный цвет, а потом на холст — и образ, возникающий в сознании, тотчас отпечатывался на загрунтованной ткани. Но следом за мордой василиска с выколотыми глазами на холст полилась алая, как кровь, краска. И в довершение всего в центре появился нарисованный Драко. Он пошевелился и поднял голову, недобро ухмыльнувшись. Гермиона стояла, замерев от страха и тяжело дыша, рука с палочкой словно приросла к боку. Неимоверной силой воли удалось поднять руку, но слова не шли.