Минные крейсера России. 1886-1917 гг.
Шрифт:
Не подходя к Либаве встретили заметную зыбь и “Воевода” “стал врезываться носом в волны, откидывая снопы пены по сторонам и взял раза два всю волну на бак”, В дальнейшем плавании до Копенгагена августейшие пассажиры любовались сопровождавшими яхту двумя, по их выражению, “верными собачками, а королева эллинов заметила, что "Воевода” "очень красив", и в отличие от пего несоразмерно высокий “Лейтенант Ильин” наводит на нее "страх”. Но на крейсерах было не до эстетических сравнений. Все понимали, что в бою. в сравнении с гораздо более мореходным “Лейтенантом Ильиным”, минные крейсера Шихау в случае непогоды потеряют много из своих достоинств. Гордое название "крейсера” никак не вязалось с их болезненной чувствительностью к волнению, вызываемому даже ходом императорской яхты. Волна от ее винтов, как писал В.Е. Витгефт, "делала
Общей бедой флота стала произошедшая в канун торжеств — 7 сентября 1893 г. — гибель броненосной лодки “Русалка”. Только в апреле 1893 г. близ берегов Кореи разбился крейсер "Витязь”, а теперь — накануне торжеств в Копенгагене — 7 сентября чуть ли не на виду двух главных портов, на исхоженном всем флотом коротком 40-милыюм пути, поперек залива от Ревеля до Гельсингфорса бесследно исчезла броненосная лодка "Русалка”. Обеспокоенный несообразностью новой катастрофы, император с тревогой поглядывал на то, как теперь отчаянно ныряли. в волнах сопровождавшие яхту "две верные собачки". Дурные предчувствие пробуждала надвигавшаяся дата другой, совершившейся 17 октября 1888 г. катастрофы, когда при крушении черноморского поезда близ ст. Борки, чудом уцелела вся императорская семья. Поиски “Русалки” оставались безрезультатными и не раз, бывая на “Воеводе”, император допытывался у командира Витгефта, чем можно объяснить эту загадку, а он, не вдавясь в истинные причины — оставленные в порту штатные крышки машинных люков и уход вперед порученной конвоированию “Русалки” канонерской лодки “Туча” отговаривался тем, "что лодка, наверное, сбилась с пути, ударилась о камень и соскользнула в глубину”.
Обратный путь в Россию поставил минные крейсера в критическое положение, близкое к тому, какое привело к гибели “Русалки”. Несмотря на перегрузку угля из носовой угольной ямы, "Воевода" продолжал зарываться во встречные волны. "Вся носовая часть крейсера до башни ушла как бы в воду, прорезая встречную волну, которая, дойдя до башни и ударяясь в нее, окатывала всех четырех (стоявших на мостике. — P.M.) с ног до головы”. Корабль превращался в лишь изредка всплывавшее на поверхность. полуподводное судно. Мотало его немилосердно. На яхте, совсем встревожившись уменьшили скорость до 14–16 уз, по “Посадник" просил сбавить еще. В то же время на "Воеводе” отказал паровой штурвал — железная стойка, из разоренного на баке и носившегося по палубе боцманского ящика, заклинила штуртрос. В трюм через систему люков поступала вода, отказал засорившийся холодильник и пришлось применить наружную инжекцию. К утру со скорости 10 уз (100 об\мин) довели ход до 13 уз. Яхту проводили до Либавы, где царская семья съехала на берег. Крейсера же должны были разбираться с последствиями штормового плавания: очищали набравшие водорослей миниатюрные латунные трубки холодильника (их диаметр в спецификации не указывался), устраняли водотечность в трюмах и последствия палубного разгрома.
Дружно, вспоминал В.К. Витгефт, проклинали фирму Шихау, построившую крейсера одновинтовыми. На приеме в Гатчииском дворце император снова "расспрашивал командиров о судьбе “Русалки” и состоянии двух его “верных собачек”. Чрезвычайно важным и по-государственно мудрым был сделанный им вывод: “эти крейсеры для открытого моря слишком малы и должны бы быть двухвинтовыми для избежания случайностей”. Потребовалось, однако, еще около года, прежде чем в МТК состоялось решение об увеличении мореходности крейсеров, устройством на них полноценного полубака.
Оба крейсера остались в составе флота. Предложения о передаче “Посадника” черноморскому князю, как об этом говорили в “Каталоге” Закладных досок (ЦВММ, Л., 1974, с. 151), не состоялись и оба корабля, попав после Великой Октябрьской Социалистической революции в состав финского флота, использовались в нем до 1949 г.
Опыт отечественной постройки (“Всадник” и “Гайдамак”)
Проект маломореходных одновинтовых (с
Объяснение, отчего при заказе Ф. Шихау минных крейсеров их проект не усовершенствовали, было в старании не показаться отсталым перед немцами, и в апломбе фирмы, которая, как показал опыт заказов в Германии, нередко свои технические решения мотивировала тем бьющим наповал доводом, что "так думают наши германские офицеры”. Могла проявиться изолированность МТК от условий составления контракта (все дело было в руках самовластно распоряжавшегося ГУКиС) и особая заинтересованность фирмы в увеличении стоимости заказа за счет поставки уже освоенных механизмов. Труднее объяснить намерение повторить корабли Шихау, не считаясь с очевидно назревшей необходимостью их усовершенствования.
Бюрократия сумела обойти даже "повеление" императора Александра III. Воистину, как любил говорить император Николай I, в России управляют не министры, а столоначальники. Таким столоначальником проявил себя старый авроровец адмирал Василий Иванович Попов, успевший за год до кончины еще раз крепко послужить отечеству. Этой службой стал контракт, который он 1 апреля 1892 г. подписал с представителем завода Крейтон в Або (Финляндия) Ф.М. Мартинсеном. Два стальных минных крейсера (стоимость с машинами по 946 тыс. финских марок) следовало построить точно по чертежам “Воеводы” и “Посадника” "во всем, что касается корпуса, машин, котлов и прочего”. Чертеж заводу, правда, не предоставили — в министерстве покупку проекта у Ф. Шихау сочли непроизводительным расходом. Эти чертежи завод обязывался снять с одного из минных крейсеров, построенных Ф. Шихау.
Такая практика "цельнотянутого" заимствования иностранных образцов, применяемая не только в России, общеизвестна и сегодня. Чертежи требовалось представить в МТК, но ответственность за их соответствие с оригиналом оставалось за фирмой В. Крейтона. На нее возлагалась и вина за все неудовлетворительные результаты испытаний, которые могут произойти "вследствие перемен или неточности чертежей". Слово в слово, исключая замену фамилий, сроков и стоимости договора, повторялись все условия контракта и спецификации крейсеров типа “Посадник”.
Срок готовности к испытаниям, вместо 14 месяцев, предусматривавшихся и для Ф. Шихау, был увеличен до 17 месяцев со дня заключения контракта. Окончательную сдачу следовало проводить в Кронштадте. Вместо 1,4 млн германских марок, как это было в контракте с Ф. Шихау за “Посадник”и "Воеводу”, фирма Крейтона получала 1,892 мли финских марок. Согласно "Отчету по Морскому ведомству за 1890–1893 года” (С-Пб, 1895, с.40) "Посадник" обошелся казне в 350247 руб., а каждый из его воспроизведений завода Крейтона по 370787 руб. 70,5 коп. В числе дополнений была учтена рекомендация капитана 2 ранга А.Х. Кригера о необходимости замены слабых рулевых машин, установленных на "Воеводе” и "Посаднике” более сильными по образцу принятых на строившихся новейших германских 350-тонных 23-узловых дивизионных миноносцах.
Связанный контрактными сроками и стоимостью. обязавшийся во всей точности воспроизвести проект Ф. Шихау, воплощенный в "Воеводе", завод Крейтона о его усовершенствовании не мог и подумать. Законы рынка и уже тогда усвоенная извечная мудрость, гласившая, о том, что "инициатива наказуема”, заставляли завод воздерживаться от грозивших убытками инициатив. Он работал с той привычной финской добросовестностью, примером которой стали вошедшие в предания постройка в 1852 г. на верфи в Або 1852 г. пароходо-фрегата "Рюрик", а в 1854 г. по проекту адмирала И.И. фон Шанца опытовой винтовой канонерской лодки (179 т) “Стерлядь", в 1858 г. прославленного повестью К.М. Станюковича "Вокруг света на “Коршуне” 1392-тонного корвета “Калевала”, в 1860 г. и 1862 г. клипера "Абрек" (1069 г.) и корвета “Витязь” (1256 т). Знаком качества финского судостроения стала постройка в 1861 г. винтового корвета “Варяг”. Их постройка происходила под клятвенной присягой вести работу “по счету”, т. е. соблюдая записывавшийся в специальную книгу строжайший учет действительной потребности труда и материалов. Это позволяло установить истинную трудоемкость работ.