Минос, царь Крита
Шрифт:
— Воины Крита!!! — звенящий, как медный систр, голос перекрыл затихающий шум драки и гомон примиряющихся, заставил замолчать всех. — Воины Крита!!!
Мы все удивленно задрали вверх головы. У перил, окаймлявших световое отверстие в потолке, стояли женщины. Не рабыни-плясуньи, а знатные критские жены. В центре я увидел хрупкую фигурку своей матери.
Сердце мое тревожно дрогнуло. Вот оно, нападение врагов моих, которого я опасался! Не могла Европа просто так явиться перед буйными от вина мужами.
— Верные слуги Посейдона и Бритомартис! — в наступившей тишине голос
Не сомневаюсь, мать с самого начала пира сидела в зале второго этажа, как скорпион, изготовившийся к нападению, и выжидала. Конечно, она знала о недовольстве промахов — ее соглядатаи были повсюду. Она нанесла короткий и верный удар, и нельзя было выбрать более подходящего времени для нападения! Где уж мне, молодому скорпиону, состязаться со старой паучихой? Промахи взревели, подхватывая ее последние слова, и с удвоенной мощью набросились на варваров. Мое оцепенение мгновенно прошло. Опрокинув стол, я метнулся к колонне и схватил дротик.
— К оружию, или вас растерзают! — крикнул я.
Итти-Нергал подхватил мой клич, и варвары рванулись к стенам и колоннам. Промахи — тоже. Закипела короткая, но ожесточенная схватка, стоившая жизни не одному человеку. В основном — из варваров. Промах, даже безоружный, опасен, как дикий зверь. А с оружием каждый из них становится подобным Аресу. Итти, также схвативший короткое копье и щит, разя наседавших на него промахов, трубно призывал свой отряд. Я пробился к нему, и мы стали спина к спине.
Уцелевшие иноземцы сбились в кучу и, закрывшись щитами и ощетинившись копьями, довольно успешно отбивали наседавших критян. Знал бы я год назад, что мне придется, словно похитившему престол, отбиваться от собственных воинов во главе толпы варваров!
Долго продержаться мы не могли. Силы наши были явно неравны. В короткой стычке отряд лишился уже нескольких десятков воинов, и я не был уверен, что промахам не придет подмога. Сами боги подсказали мне путь к спасению.
— В святилище!!! — крикнул я. — Они не посмеют пролить кровь в святилище! Итти, Евфорб, Табия, Син-или, Сети, Леонид, Апасеф, Бнон, Артос! Ко мне, верные воины, дети Ареса! Прикроем наших товарищей!
Лучшие воины из варваров быстро выстроились в линию, образовав ровную стену щитов. И мы, сопровождаемые проклятиями промахов, стали медленно пятиться к выходу.
Подойти близко критяне уже не решались. Каждый из нас не уступал им в умении, а отчаяние придало нам сил. Мы были, как один. И только смерть могла заставить нас разомкнуть ряд щитов. Промахи схватили луки и принялись осыпать нас градом стрел. Я видел, как одна вонзилась в ногу гиксоса Бнона. Он забранился от боли, но ни на мгновение
Боги были благосклонны ко мне и моим варварам. Нам удалось миновать коридор, сохранив строй и успешно отражая нападения промахов, спуститься по лестнице, пересечь арену для бычьих игр. Никто не ожидал, что мы окажем столь яростное сопротивление. Дальше коридоры были шире и короче, поднявшись по лестнице и отбросив к её началу противника, мы уже могли надеяться, что сможем добраться до святилища почти без потерь.
Варвары ворвались в него — и в маленькой зале сразу стало тесно. От радости, что удалось спастись, они вопили, топали ногами и прыгали, как дети. Слава Лабрису, недавние подземные толчки заставили священных змей покинуть свои жилища, иначе ядовитые хозяйки точно отомстили бы нам за нарушение своего покоя. Я призвал иноземцев к тишине, велел сложить оружие у входа, дабы не гневить богов.
Потом опустился на скамью и попытался осмыслить все произошедшее. Постепенно в голове моей соединились в единую цепь донельзя своевременное появление матери, оружие в пиршественной зале, о котором Вадунар явно знал, выкрики предводителя промахов во время драки. Припомнилось и то, как пытался образумить меня по возвращении Сарпедон.
Неужели, заговор?
Прочная паутина, без сомнения, сплетенная моей матерью. Она в совершенстве знала это искусство. И сколько раз, разрывая сеть, воздвигнутую вокруг неё самой, обучала меня быть осмотрительным. Плохой же я оказался ученик. Откуда эта нелепая для царя привычка — верить людям?
Почему мать поднялась против меня, я догадался. Европа привыкла править, и доблестный Астерий не смел перечить ей.
Я — посмел.
И должен умереть.
А поймать меня в эту сеть и затянуть ее предназначалось Вадунару. Самое главное, ведь он не нарушил ни единой клятвы! Я сам освободил его от служения мне! И подлости он, по своим меркам, не совершал. Просто я уже был ему врагом, и он не стыдился сыграть на моих слабостях! Именно поэтому пришел ко мне со словами примирения, усыпил мою бдительность. Каким отменным лицедеем оказался любимец Афины! Сколь искренне он отговаривал меня устроить совместный для варваров и промахов пир — лишь для того, чтобы я не заподозрил злого умысла! Вот только ему не удалось добиться, чтобы драка из обычной потасовки переросла в побоище. Но на этот случай в засаде сидела моя мудрая мать! Однако, если драка пошла так, как я предполагал, значит, на промахов всё же можно опереться?
Я поднялся, подошел к двери и выглянул из святилища. Воины, обступив тесным кольцом Европу, слушали её страстные призывы. Уговорить их не удастся. Пока эта фурия там, она не даст остыть их ненависти. И взывать к здравому смыслу доблестных мужей не приходится — женщины обладают колдовской властью.
Я оглянулся на варваров. Человек тридцать уцелевших беспечно разместились на полу и возвышениях вдоль стен, занявшись своими ранами и ушибами.
А за дверями — полторы сотни лучших копейщиков Крита, и думать не хочется, сколько человек могут подоспеть к ним на помощь…