Минотавр вышел покурить

Шеррил Стивен

В пересохшем канале рождения

Минотавр мечтает о возмездии —

представляет себе ворота шлюза

и горячую волну стыда — видит щепки,

летящие из-под топора лесоруба.

Глава 16

Однако Минотавр не выключает телевизор. И не меняет неудобного положения, при котором он сидит полусогнувшись, — оно необходимо для того, чтобы изображение на экране оставалось четким. Подавшись всем телом вперед, он сидит на потертой кушетке, наклонив голову вбок, отчего у него болят напряженные мышцы спины. После программы с Гермафродитом показывают две коммерческих программы, которые Минотавр тут же забывает. Когда он, собравшись с духом, переключает наконец

канал, в дело вмешивается злополучный случай или фактор времени.

Минотавр щелкает переключателем раз, другой. После третьего щелчка на экране появляется смазанная картинка. Следует отметить, что бык — животное, не воспринимающее цветовой гаммы, однако Минотавр ее воспринимает. Лишь когда он очень устал, его черные, как антрацит, глазные диски не различают даже основных цветов. Но бык как таковой живет в монохроматическом мире и воспринимает лишь оттенки серого цвета. Когда на крохотном черно-белом экране телевизора появляется изображение матадора, Минотавр знает, что плащ, которым он грациозно размахивает в воздухе и волочит по земляной арене, красного цвета. Поскольку у Минотавра человеческое сердце, он понимает, что алый цвет плаща имеет отношение скорее к психологии толпы, чем к черному, как смола, быку, на котором выделяется светлое неровное пятно напоминающих гроздья винограда бандерилий, вонзившихся в его холку. К рассвирепевшему быку, который роет копытом землю арены.

Всякий раз, когда бык пересекает арену, толпа одобрительно вопит: «Оле! Оле! Оле!» Вопль этот заглушает слова мексиканского диктора, звуки бронзовых рожков и барабана. Крики «Оле! Оле! Оле!» заглушают шумное дыхание толпы и храп быка, который как будто бы не понимает, что пикадоры, сидящие на защищенных подбитыми ватой попонами лошадях, вновь и вновь всаживают зазубренные дротики ему в холку между лопаток и тем самым настолько ослабляют его шейные мускулы, что он не может поднять голову, не испытывая при этом мучительной боли. Быка выращивали для того, чтобы он убивал или сам был убитым. С каждым взмахом плаща темная голова быка проходит рядом с отважным неподвижным матадором, норовя, несмотря на боль, угодить в его мягкую плоть. «Оле! Оле! Оле!» Каждый проход, каждый поворот, каждое движение имеют свое название. Даже на крохотном черно-белом экране видна игра света на костюме матадора — украшенная бисером шляпа, штаны в обтяжку, подчеркивающие контуры мускулистых ляжек и ягодиц и все его мужское достоинство — захватывающее, соблазнительное зрелище. Даже на крохотном черно-белом экране Минотавр замечает, как страшно блестит кровь, льющаяся потоком из рваной раны на спине быка.

Матадор делает выпад. Он топает ногами, кричит, чтобы раззадорить быка, который стоит перед ним, тяжело дыша. Приподнявшись на носки, упираясь ногами, обутыми в zapatillas [10] на тонкой подошве, в почву арены, он нацеливает в жертву длинный клинок, сжимает свое сердце в железный кулак и готовится к тому, чтобы поразить животное. Не зная иного выбора, бык нападает. Матадор с гордым видом не шевелится до самой последней секунды, отважный и неподвижный, как гранит, затем отскакивает в сторону и погружает узкую шпагу в изуродованную плоть между лопаток животного. Конец клинка слегка искривлен для того, чтобы, оказавшись между связками, хрящами и костями, отыскать в груди быка аорту и рассечь ее.

10

Легкие туфли (исп.).

Когда сталь вонзается в тело быка, у Минотавра перехватывает дыхание. Острая боль пронзает его позвоночник. Матадор небрежен в своей дерзости. Шпага не попадает в цель. Вместо того, чтобы погрузиться в плоть животного по самую рукоятку, она лишь слегка прокалывает ее. Возвышаясь над спиной животного, шпага яростно раскачивается. Разбрызгивая кровавую слюну, бык мотает головой из стороны в сторону. Минотавр испытывает тошноту.

За окном какой-то водитель, едущий в темноте по шоссе, дважды сигналит. Минотавр наблюдает на тусклом телеэкране за тем, как матадор танцует возле быка, извлекая из его тела шпагу. Зрители на деревянных скамьях вокруг арены ревут, топают ногами, оглушают, несмотря на слабый динамик, Минотавра. Смерть приближается, но глупое и гордое животное не испытывает страха и готово атаковать матадора снова и снова. Матадор — это тупое двуногое животное — принимает вызов и вонзает в быка шпагу.

Человек с распростертыми руками и поднятыми вверх ладонями готов, кажется, обнять животное и просить у него прощения за то, что произошло, но Минотавр знает, что это не так. Когда матадор медленно поднимает и опускает руки, бык проделывает такие же движения головой, и Минотавр понимает, что матадор делает это неспроста. Всякий раз, как животное поднимает голову, воткнутый в загривок

клинок все глубже погружается в его тело.

Умри! Минотавр хочет, чтобы бык умер. Бык из последних сил цепляется за жизнь. Из могучей груди животного хлещет кровь. Его тяжелое тело шатается из стороны в сторону, но никак не хочет упасть. Бык делает шаг к матадору, застывшему с раскинутыми руками, его передние ноги подкашиваются, и животное устремляется вперед, но не падает. Матадор насмехается над умирающим быком и с вызывающим видом застывает в нескольких дюймах от некогда грозных рогов. Отяжелевшая голова животного, цепляющегося за жизнь, слегка покачивается. В мужественном порыве бык поднимается на ноги и ревет. Его рев заглушается потоком крови, хлынувшей изо рта и ноздрей. Минотавр на грани обморока.

Он не представляет себе, откуда идет эта передача. Очевидно, из какой-то другой страны, из другого времени. Не представляет себе, сколько миль, минут, часов, лет отделяют его от гибели этого быка. Но когда матадор, расчлененный на мельчайшие частицы и переброшенный через время и пространство, чтобы возникнуть в виде черно-белого изображения на маленьком экране в прицепе Минотавра, делает шаг навстречу с трудом поднявшемуся на ноги быку и бьет его кулаком между глаз, удар этот поражает Минотавра в самое сердце. Бык замирает. Глаза у него вылезают из орбит, видны белки. Затем он, невероятно медленно, выпрямив все четыре ноги, падает наземь. Огромное мертвое животное клонится, клонится, клонится к земле, пренебрегая всеми законами тяжести. Его удерживает на ногах лишь дикий шум толпы.

«Браво! Оле! Браво!»

Животное падает на землю, но шума падения не слышно. К нему подходит пунтильеро с коротким трехгранным кинжалом и вонзает его в основание черепа жертвы, протыкая позвоночник. Бык бьется в конвульсиях, перебирая в воздухе ногами. И тут Минотавр падает на колени. Быть человеком значит быть способным на все. Даже на то, чтобы стать быком.

Глава 17

Минотавр не пользуется и никогда не пользовался телефоном. За сто с лишним лет существования телефонной связи он по пальцам одной руки может сосчитать, сколько раз звонил сам или звонили ему. Хотя Суини поставил на прицепе, похожем на катер, старый телефонный аппарат с вращающимся наборным диском, вероятность того, что кто-то попытается связаться с Минотавром по телефону, невелика. Несмотря на все свое одиночество, вряд ли Минотавр снимет трубку и, вставив кончики пальцев с толстыми ногтями в отверстия диска, наберет семь или одиннадцать цифр, чтобы с кем-то связаться. Такого рода манипуляция временем и пространством кажется ему противоестественной. Его смущает неодушевленный звук голоса в телефонной трубке. Смущает и манера говорить по телефону — сытая, ленивая.

На гравиевой дорожке въезда в кемпинг, освещенной неровным светом уличного фонаря, Минотавру мерещатся образы Гермафродита и умирающего быка. Образы настолько живые и осязаемые, что они как будто бы пахнут потом и кровью. Образы эти вскипают в глубинах его мозга, атакуют на уровне хромосом, давят изнутри на глазные яблоки. Они не оставляют его в покое и в конце концов утрачивают всякое различие и превращаются в бледное голое тело Гермафродита, стоящего на четвереньках в центре пыльной арены со шпагой в руке. Гермафродит, разинув рот, ревет и изрыгает кровь, его обвисшие груди, сморщенный половой орган болтаются из стороны в сторону, а черный бык превращается в вульгарную шлюху, которую поздно ночью показывали по телевизору. Ее атласное платье трещит по швам, в раздвоенном копыте бокал с вином; черные, словно резиновые, губы издают призывные звуки. Минотавр видит их нечеткие образы, у него бешено стучит сердце, его обуревают желания. Он жаждет вчерашнего дня. Жаждет, чтобы вернулся тот день, что миновал двое суток назад, до раны Эрнандо, до гибели Бадди, до того, как шеф поделился с ним своим новым планом. Он жаждет большего. События сегодняшнего вечера и нескольких прошедших дней привели его в необычное состояние. Минотавр хочет оказаться в обществе кого-нибудь другого.

Но кого именно? Куда ему пойти? О том, чтобы позвонить кому-то, не может быть и речи. Потребности у него простые; он жаждет одного: разделить с другим живым существом общее пространство, дышать с ним одним воздухом. Но поблизости никого нет. Он не может постучать в дверь Суини, во всяком случае сегодня. Братья Крюз, пожалуй, не проснутся. Джози и Хенк исключены. Минотавр садится в автомобиль и опускает стекла. Потянувшись к ручному тормозу, задевает пальцем книгу, в которую вложил листок и о которой совершенно забыл. Минотавр тяжело дышит, читая в тусклом желтом свете верхнего плафона указанный в декларации адрес Келли. Он с трудом сдерживает смех, понимая всю абсурдность своего намерения. Выезжая на шоссе и топя педаль газа, слушая, как стучат клапана и шатуны изношенного четырехцилиндрового двигателя, тщетно пытающегося увеличить скорость автомобиля, он знает, что у дома Келли остановиться не сможет.