Минск 2200. Принцип подобия
Шрифт:
«Черта с два», — ответил Целест, и Рони вскинул на него прозрачный, как дождевая вода, взгляд.
«Это не тебе. Извини».
Общаться без слов намного удобнее. Целест перекинул образ паука и слюдяной нити, Рони понимающе кивнул. Жаль, не все — мистики…
«Я готов». — Целест закинул скелетоподобные ноги и прикрыл их какой-то ветошью. Он сидел, заметно ссутулившись, и осторожно убирал настырно лезущие в рану волосы. Обстричь бы их, раздраженно закинул назад, а потом отодрал от ветоши-покрывала серую «ленту» — завязать космы в
Но он закричал, подобно специально выдрессированным собакам, которые подавали голос после трели колокольчика — «условный рефлекс», это называется «условный рефлекс», у Целеста он закрепился с одного раза. Он закричал, хотя боль тут же зажгла под здоровым и заголенным глазом разноцветные лампочки — протяжное «аыыы».
Рони кинулся к нему, едва не перевернув по дороге свечу, плошку с отваром и рассыпав какие-то черные семена.
— Тише, пожалуйста… Ты ведь хотел знать, тебе все объяснят.
Целест кричал, а замолчал после слов того, кто появился на убогой «сцене».
— Заткнись, — сказала Декстра, и Целест подчинился. Рони держал его за руки, и на пальцах выступили несколько бисеринок крови: из полуразрушенных ногтей проросли чахлые лезвия.
Условный рефлекс.
— Прекрати. — Декстра врезала бы ему пощечину — еще целых пол-лица, но тяжело опустилась на край кровати. Ее будто резанули по сухожилиям. — Все?
Целест таращился на нее. Здоровый глаз моргал, яйцевидный — крутился по часовой стрелке.
«Что-то… произошло».
Свежие и едва затянувшиеся раны легли поверх старых шрамов. Глава воинов выглядела будто после боя с десятком одержимых — «разумных одержимых», — уточнил Целест мысленно. Широкое плоское лицо заострилось, словно у больного лихорадкой. Но главное — никакого огня. Никаких волос.
Синяк на правой брови, рассеченный висок и лысый череп. Словно Декстру продержали месяц в нейтрасети и только потом стравили с одержимыми. Ее ресурса хватило — почти.
— Будешь переводить, — кивнула Глава воинов Рони.
«Как мило. Сначала она оттяпала мне половину морды, а теперь заботится, чтобы не было слишком больно выговаривать слова…»
— Не надо. Ты поймешь, — шепнул Рони. Он отпустил ладони Целеста и остался у изголовья. От него исходило тепло, и это успокаивало.
«Пойму. Хорошо».
— Ты звал Вербену, — сообщила Декстра. Целест скривился бы — тоже новость, но от мимики теперь следовало воздержаться. — С первого дня — все эти недели, пока валялся в горячке. Несколько раз мы думали, что ты умрешь, но ты выкарабкался. И все время звал ее.
Целест пожалел, что стянул волосы. Опустил голову.
— Что дальше? — озвучил Рони.
— Ты достаточно выздоровел, чтобы знать. Ну и никогда не был слабаком, считай это запоздалым комплиментом, Целест. — Она улыбнулась, и морщины разбежались по лицу мириадами трещин.
«Что?» — мысленно и вслух. Голос у Рони глухой, в горле пересохло. Декстра щелкнула ободранными пальцами:
— Вербена —
Целест хмыкнул, думая в тот момент, что Декстра в своем репертуаре. «Не тяни резину» — и отодрать кожу от костей, откромсать нервы и веки. Или заявить, что Вербена — Амбивалент.
Некоторые не меняются — с пламенем вместо волос или ссадинами над бровью.
— Она проявила себя после… процедуры. — Чуть дрогнул хрипловатый голос, но Декстра по-прежнему смотрела на Целеста в упор. Она не отрекалась ни от чего содеянного. — Большинство Магнитов убиты, в том числе Винсент. Цитадель разрушена. Твоя сестра…
Рони часто задышал, борясь со спазмом в груди. Он хлопал губами, как рыба на суше.
— Элоиза… с ней все хорошо, — закончил он. — То есть… она не совсем с нами, но…
«Тихо».
Целест изучал паука. Паук елозил темно-коричневыми в бордовинку лапками по прозрачным нитям и, кажется, пожирал какую-то добычу, вроде садовой мухи или невезучего таракана.
Пахло свечным салом и ромашкой. Уже много дней.
— Вербена — Амбивалент, — проговорил он вслух, абсолютно четко и разборчиво, хотя рот наполнился солью и ароматом нагретого железа. — Она разрушила Мир Восстановленный… Как и было предсказано.
«Кое в чем дешифратор не солгал».
— Именно, — продолжила Декстра. — Кроме того… я бы хотела просить у тебя прощения. От своего имени и имени моего напарника — Главы мистиков, Винсента. — Она выучила эти слова, как заучивают текст на незнакомом, чужом языке, расстановка переносов и ударений, в сумме — бессмыслица. Потом прикусила язык. — Прости. Мы хотели спасти Мир Восстановленный. Не получилось. Винсент заплатил жизнью и кровью, если тебе от этого станет легче.
«Легче?» — едва ли Целест слышал. Ломило шею, и что-то вязкое собиралось под языком, он выпростал из-под одеяла руки — закусить палец или закурить, то и другое — лучше всего.
Вербена — Амбивалент. Они нашли ее в Пестром Квартале, танцовщицу со смуглой кожей и луною в глазах; ее волосы пахнут полевыми травами, и когда она рядом, Целест чувствует себя глупым и счастливым. Она богиня.
«Амбивалент».
Ничего не изменилось — перестановка знака, не более.
«Ну и пусть».
— За что простить? — проговорил Рони. Целест изучал потолок, словно обнаружил там скрижали — откровение свыше, и Рони встревожила пустотная отрешенность. Сходят ли воины с ума? Может ли мистик судить о безумии?
Он взъерошил давно не мытые волосы. Боль Целеста перекинулась ему, и саднило в виске, нарывающим зубом, воспаленным горлом и носоглоткой. За недели «экранирования» Рони привык, но сейчас прибавилось еще что-то свинцово-серое, как могильная плита; он задыхался.
«Это Элоиза», — подумал он. Отрешенное кукольное лицо — рыжие волосы и распахнутые загустелые, как старый мед, глаза. Танцующая Вербена — у нее тоже взгляд — лунный камень, холодный камень. Она танцует и считает.