Минус двадцать для счастья

Ручей Наталья

Я скривилась — угроза была серьезной и при деньгах Матеуша легко могла перейти в реальность. Дело в том, что кто-то когда-то убедил тетю Тамару, что у нее не просто польские корни, а корни польских аристократов. С тех пор она была чопорна, холодна, дотошна, щепетильна и следовала каким-то странным и, на мой взгляд, придуманым лично ею, унылым традициям.

Общаться с ней больше часа в году было вредно для психики, потому что она не просто придерживалась надуманных правил, а пыталась внушить их другим. Одним из правил были частые ужины полным

составом семьи. Многие пытались отбиться, но это не удалось даже дяде Леславу. Что уж говорить о нас!

Ужин под надменным взором тети Тамары. В одежде, полагающейся настоящим леди и джентльменам. С интеллектуальными беседами вo время трапез. С соблюдением древнего этикета, вычитанного из не менее древних книг. И под классическую музыку, к которой нам предстояло привыкнуть.

Сия пытка длилаcь годами, а потом Матеуш на один из таких ужинов принес целый научный труд, с подписями и печатями в доказательство, что наша семья к аристократам никакого отношения не имеет. Тетя Тамара была так огорчена, что от совместных ужинов отказалась — простолюдины могли спокойно поесть и у себя дома, а тут такие растраты! Одни приглашенные музыканты чего стоили. А столовое серебро! Теперь нам позволялось есть на ходу или хоть из пластиковой посуды!

Это не я наговариваю, это слова тети Тамары. Но никто не обиделся. Наоборот, все обрадовались внезапной свободе и поддержали поспешно принятое решение. Но если тетя Тамара опять подумает, что она из знатного рода…

— Ты понимаешь, что подставишься сам? — спросила у Матеуша с любопытством.

— Ничуть. тец мне предлагает открыть и возглавить филиал за границей, так что меня во время ваших семейных терзаний не будет.

По глазам Матеуша поняла, что не врет. И что не отстанет, пока не признаюсь.

— Итак, сестра, — подтвердил он мои размышления. — Давай, рассказывай, с чего ты так ухмылялась, а я послушаю и подумаю, стоит ли перед отъездом устроить тебе сладкую месть.

— Ладно, скажу как есть, — не стала увиливать. — Я подумала, что при твоей чрезмерной антипатии к толстым людям Бог решит над тобой пошутить, и, скорее всего, ты влюбишься в девушку, которая, в отличие от твоих обычных подружек, об анорeксии даже понятия не имеет.

— Надеюсь, если Бог и решит отвлечься от более важных дел, у него с чувством юмора получше, чем у тебя, — беспечно отмахнулся Матеуш. — А толстый человек или нет, для меня не имеет значения.

— Не сильно похоже на правду.

— Сказал бы я тебе: «что, за щеками правды не видно?». — Перехватив мою ладоь в опасной близости от своего лица, Матеуш сжал мои пальцы и повел к подъехавшей черной машине. — Но в моей памяти еще свежи наставления тети Тамары о поведении джентльмена, и я смолчу. Тебе повезло, сестра.

— Это тебе повезло, что так много людей вокруг, — огрызнулась я, осматриваясь по сторoнам. — Слушай, ты сделал все, чтобы мне расхотелось кофе!

— А еды?

— Матеуш!

— Ничего, сестра, — подавив небольшое сопротивление с моей стороны, он

открыл дверь машины и усадил меня на переднее сиденье. — Я поем и попью за двоих, если хочешь, а ты посидишь со мной и просто послушаешь.

— Как ты чавкаешь?

— Чувствo юмора прорезается, — оценил он.

Матеуш обошел машину, взял ключи у парковщика, который и подогнал авто, и сел за руль.

— Не злись, — спустя пару минут после того, как мы отъехали, он соизволил обратить внимание на мое состояние. — Все для тебя, сестра, все для тебя.

— Матеуш, ты знаешь, мне нравится твоя ирония. Но иногда ты не чувствуешь граней.

– сли речь о шарах, то какие грани?! — Поймав мой взгляд, он осекся и сообразил, что я не шучу. — Ладно, извини, Лера-Лера. Просто ты единственный человек, который принимает меня со всеми дурачествами. И да, я иногда увлекаюсь. Не представляешь, как это здорово — выползти из шкурки официальщины. А мы так редко видимся в последнее время!

— Ты постоянно занят.

— Ну да. ты постоянно в депрессии. — Посмотрев на меня, он сжал мои пальцы и уверенно, без намека на ехидство, сказал. — Ничего, Лера-Лера, мы справимся.

Я в ответ сжала пальцы Матеуша и улыбнулась, засмотревшись на него. Ну да, конечно, справимся. А куда мы денемся, пока живы? Будем бороться дальше.

— Приехали. Выходим, — объявил Матеуш спустя пару минут.

Я послушно вышла из машины, подхватила под руку подошедшего брата и обернулась.

И застыла столбом, глядя на бар, к котoрому мы подъехали.

— Это же… это… — пробормотала я непослушными губами.

— Что? — в зеленых глазах Матеуша зажегся живой интерес. — Сестра, ты побледнела! Так, наверное, ты замерзла! Давай, давай, передвигай копытцами, и пойдем скорее за кофе!

Я пропустила мимо ушей шутку про копыта, но даже если бы они у меня и были, наверное, отказали в этот момент, как и ноги.

Это было каким-то невероятным кошмаром. Или невероятно кошмарным совпадением — не знаю, как обозначить четче. Но Матеуш привез меня не просто к бару. Он привез меня к бару Савелия!

* * *

— Идем, сестра! Спасение близко! — Матеуш сделал пару шагов к заведению, а потом недоуменно обернулся, вздохнул тяко и вернулся. Cтал рядом со мной и посмотрел на вывеску. — Ради чего мерзнем? Вывеска обычная, никакого интереса для эстетов не представляет, да и название не такое длинное, чтобы его так долго читать.

Верные замечания — не поспоришь. Вот только я не могла перестать pассматривать деревянную табличку с вырезанными крупными буквами «Холостяк». На то, что это сон — уже не надеялась, — слишком холодно, слишком реальные ощущения, а вот обман зрения… Это могло бы сделать ужасный день по крайней мере терпимым и успокоить сердце, которое долго спокойно спало, а теперь забилось как сумасшедшее.

— И вывеска мне не нравится, — Матеуш отвернулся от таблички и взглянул на меня. — И ты мне не нравишься. Надо что-то менять.