Растенья, кроной испаряясь,плывут, до солнышку сверяясьзабрасывая невод тени,выуживая части тела.Мы, как античность из раскопок,в развилках трещин, босиком.В твоих губах, как нолик в скобках,зевков дремучий чернозём.Здесь неизменно много летприбой гофрированный лязгал,вода затянута до глянцашнуровкой вёсельных галер.Гитара. Сумерки. Суббота.Как две косы, по тактам мечетсяодна шестнадцатая нота,сбегая школьницей по лестнице.И анфиладами аллейслетается сюда тревога,когда мы видим полубогас дворовой армией
своей.
«Ни эту глиняную стать…»
В. С.
Ни эту глиняную стать,ни свежесть звёздного помола —ни дать ни взять – не передатьбез слепоты и произвола.И мне волшебных черепахнапомнила стенная утварь;калёный свет вбирая внутрь,керамика шипит в шелках.Ах, нас расплющили ужесии оракульские блюда,одновременно, обоюдномы выплывем на вираже.Печаль не знает торжества,но есть такая точка грусти,когда и по кофейной гущегадать – не надо мастерства.
«Базар. Азы торговли. Бессарабка…»
Базар. Азы торговли. Бессарабка.Толпится снедь, сминая продавщиц.Бурак до крови ногтем расцарапан,И нараспашку внутренности птиц.Из мисок выкипает виноград,шампуры счётов быстрые – дымятся,как грамоты похвальные, висятматерики разобранного мяса.Здесь кошки притворяются арбузами,скатавшись в полосатые клубки;лишив сердец, их сортируют с кузова —котят и взрослых – в сетки и мешки.Там белый кафель масла на лотках,из пенопласта – творог, сыр и брынза,чины чугунных гирь растут, покавесы, сойдясь, помирятся мизинцами.Над головой – скольженье водомерок,которых стреха держит на слуху,и разорённый рынок напоследоклиняет, оставляя шелуху.
Днепровский август
Проспи до августа – сквозь сон всё разъяснится,там от замашек звёзд и сумрак боязлив,холодных яблок набожные лицауставятся на маятнички слив.Пока базары в ягодной ветрянке,где можно прыгать сквозь кружочки цен,где у прилавков в пышной перебранкеты – как на сцене, среди сцен!Стручки прозрачные термометров присохлик окошкам позвоночником шкалы,над пристанью в испарине и солипо шею в ртуть вошёл предел жары.Проспи до августа! Луны крошится эллипс,и светится песчаник вслед ступням,салюты крючьями вонзились и осели,как ласты, подбегая к небесам.И стружки ржаний будоражат сонна бритых, словно рекруты, покосах,а между алебардовых осоклуна растянута на тросах.
Багульник
В подземельях стальных, где позируют снам мертвецы,провоцируя гибель, боясь разминуться при встрече,я купил у цветочницы ветку маньчжурской красы —в ней печётся гобой, замурованный в сизые печи.В воскресенье зрачок твой шатровый казался ветвист,и багульник благой на сознание сыпал квасцами.Как увечная гайка, соскальзывал свод с Близнецами,и бежал василиск от зеркал и являлся на свист.
«Статичны натюрморты побережья…»
Статичны натюрморты побережья:трофеи солнца и мясная лавка,где нас вода ощиплет и разрежет,чтоб разграничить голову и плавки.Засовы ящериц замкнут на валунахбезмолвие. Оно застрянет комом.Висит, модели атома верна,сферическая дрёма насекомых.Соборное вместилище лесов.Высоковольтный дуб на совести заката.И глупая лоза. И куклы сов.И польский камышей. И зависть музыканта.
«Тот город фиговый – лишь флёр над преисподней…»
Саше Монастыренко
Тот город фиговый – лишь флёр над преисподней.Мы оба не обещаны ему.Мертвы – вчера, оживлены –
сегодня,я сам не понимаю, почему.Дрожит гитара под рукой, как кролик,цветёт гитара, как иранский коврик.Она напоминает мне вчера.И там – дыра, и здесь – дыра.Ещё саднит внутри степная зона —удар, открывший горло для трезвона,и степь качнулась чёрная, как люк,и детский вдруг развеялся испуг.
«Как бережно отпаривают марку…»
Как бережно отпаривают марку,снимается с Днепра бумажный лёд.Переводной картинкой каждый годмне кажутся метаморфозы марта.И как всегда, нисколько не иначе,церква кристаллизуется из снов.Вся первый приз, она в балетной пачкебелилами запачканных лесов.Магнитная, серьёзная вода,в ней полнота немых книгохранилищ,в ней провода запущенных удилищи тронного мерцанья правота.Опять причал колотит молоткомпо баржам – по запаянным вселенным,и звук заходит в воду босикоми отплывает брассом постепенно.
Киев, 1973
Угольная элегия
Под этим небом, над этим углемциклон выдувает с сахарным гуломяблоню, тыкву, крыжовник, улей,зубчатыми стайками гули-гулиразлетятся и сцепятся на крыльце,стряхивая с лапки буковку Цэ.В антраците, как этажерка в туче,нa солнце покалывает в чёрном чудебарабанчик надежд моих лотерейных —что тащит со дна своего уголь?Шахтёры стоят над ним на коленяхс лицами деревенских кукол.Горняки. Их наружности. Сны. Их смерти.Их тела, захороненные повторномежду эхом обвалов. Бригады в клетяхедут ниже обычного, где отторгнуткамень от имени, в тех забояхкаракатичных их не видать за мглою.Кладбища, где подростки в Пасхугоняют на мотоциклетах в касках,a под касками – уголь, уголь…Их подруги на лавках сидят в обновках,и кузнечик метит сверкнувший уголобратной коленкой.На остановкеобъятая транспортным светом дева,с двумя сердцами – когда на сносях,опирается на природу верой,может ходить по спине лососьей,чернота под стопой eё в антрацитах,как скомканная копирка в цитатах,нежит проглоченное в Вавилонезеркало – ловишь его на сломе!Подземелье висит на фонарном лучике,отцентрованном, как сигнал в наушнике.В рассекаемых глыбах роятся звери,подключённые шерстью к начальной вере.И углем по углю на стенке штольния вывел в потёмках клубок узора —что получилось, и это что-то,неразбуженное долбежом отбора,убежало вспыхнувшей паутинкойк выходу, выше и… вспомни: к стадудитя приближается,и в новинкупуть и движениеока к небу.
Из книги «Фигуры интуиции»
Lucy in the Sky with Diamonds
Ещё до взрыва вес, как водоём,был заражён беспамятством, и телорубахами менялось с муравьём,сбиваясь с муравьиного предела.Ещё до взрыва свечи сожжены,и в полплеча развёрнуто пространство,там не было спины, как у Луны,лишь на губах – собачье постоянство.Ещё: до взрыва не было приметиных, чем суховей, иных, чем тихо.Он так прощён, что пропускает свет,и в кулаке горячая гречиха.Зернился зной над рельсом и сверкал,клубились сосны в быстром оперенье.Я загляделся в тридевять зеркал.Несовпаденье лиц и совпаденье.Была за поцелуем простота.Зa раздвоеньем – мельтешенье ножниц.Дай Бог, чтобы осталась пустота.Я вижу в том последнюю возможность.Хоть ты, апостол Пётр, отворисвою заледенелую калитку.Куда запропастились звонари?Кто даром небо дёргает за нитку?