Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания
Шрифт:
Уже на рассвете снова подъехали к деревне с воротами, Миня и Алеша обнялись. Когда Алеша скрылся в белом тумане среди белых берез, Миня повернулся к Петру, чтобы попросить довезти теперь и его, в совхоз имени ХХ партсъезда, но Петр, зевая, сердито помотал головой:
— Не, не! Я и так бензину сколько сжег… — и пришлось распрощаться с уютным «Собольком».
Конечно, можно было на нем вернуться в райцентр, получить деньги за работу, но как оттуда сюда доберешься — никакие автобусы не ходят.
И Миня побрел пешком через поля
Миня отломил кусочек серы и — за щеку. Прощай, сосна. Ничего, ничего, выстоим!
Побрел далее на юг — и откуда–то издалека донеслись хрустальные звуки танца «Брызги шампанского»… Какая радость! Наверное, здесь где–то живут хорошие люди..
И вот среди рыжего разнотравья он увидел стадо белых овец и трех чернявых парней — они, лежа, ели. Только улыбнулся и хотел спросить дорогу к ближайшему селению, как один из них вскочил и заорал:
— Смотрите, это он вчера тут кантовался, это он украл барашка!.. — и пастухи все втроем окружили Миню и набросились на него.
— Вы что?.. Братцы… за что?..
Когда очнулся среди мятой полыни и чабреца, болело в груди и перед глазами плыли белые облачка или овцы. Кажется, ребро слева как–то странно ходит в боку…
Еще обнаружил, что подаренного больницей белого халата нет, в карманах штанов пусто, кепка исчезла, ботинки, слава богу, не сдернули — это военные высокие ботинки, там все тесемки в узлах, подарок Алеши Сытина. Но хоть и в обуви, на земле в осенней мокрети он продрог. Долго провалялся — уже темнеет.
«Ну за что, за что?! Даже не пригляделись… и уже рады побить чужого человека».
И Миня, вспомнив, что еще совсем недавно его ограбили в городе, и он по воле бандитов, охотников до чужих денег, лишился семьи, жены и дочери, а тут вот и вовсе без вины виноват, обиделся на все человечество. Нет, его не исправить… И Миня тоже теперь станет злым. Да!
И, хромая, он поплелся в сторону вкусных печных дымов и коровьего мычания, овечьего блеяния и вдруг увидел — на обочине дороги валяется мотоцикл, а в метре от него человек с изодранным до крови лицом, в черной кожаной куртке, в кирзовых сапогах. Что–то бормочет. Наверное, пьяный.
«Ну вас всех к черту, гады!» Миня зашагал прочь своей дорогой, к незнакомому селу. Но уже возле крайних изб остановился. Ему стало стыдно и страшно. «А если тот мужичок не пьяный… да и пьяный,
Но не было уже возле дороги ни мотоцикла, ни того мужичка. Наверное, сам поднялся и уехал, а может быть, машина какая–нибудь подобрала. Ну и ладно. Лишь бы живого…
Сердясь на себя и гладя рукою под рубашкой стонущее ребро, трясясь от озноба (неужто простудился?), Миня забрел наконец в незнакомую деревушку… В какую же избу ему тут сунуться? Да и кто с ним в таком виде будет говорить?
Проходила мимо бабка с веслом и сетью на плече, Миня обратился к ней:
— Хозяюшка!.. — Но она не расслышала или не захотела расслышать.
На улицу вышла девочка в кофте и в платьишке, в резиновых сапожках.
— Девушка, — хрипло воззвал Миня. — Вы не бойтесь, только скажите: где бы мне плистанище найти?..
Ничего не ответив, как глухая, она быстренько перебежала дорогу и скрылась за калиткой.
Миня подождал, ничего не дождался и стукнулся в соседнюю. Вышла старушка.
— Чего тебе, гражданин?
«Раньше таких, как я, называли касатик».
— Не знаете ли? — Миня старательно улыбался. — Где бы можно поработать… пожить?.. — И добавил, чтобы старуху не пугал его вид. — Знаете ли, я оглаблен, какие–то парни в поле… конечно, вид ужасный… но я отмоюсь… А если нужна рекомендация, можете позвонить дилектору совхоза имени XX партсъезда Галине Ивановне.
Старушка задумалась. Очевидно, про боевую Галину Ивановну и в этом селе знали.
— У меня, паря, ни коровы, ни гусей. А вот у нас тут Муса живет, черный такой… у его целое стадо… попросись. Вдруг возьмет. — И показала за околицу.
В той стороне Миня еще не был. Миновал колодец на улице с воротом и крышей, миновал кривые избенки с заколоченными крест–накрест окнами и оказался перед высоченным кирпичным забором, за которым меж мерцающих в осенней полутьме берез высился коттедж. Миня подошел к воротам — ворота железные, справа на квадратном столбе жестянка, можно различить: «Улица Солнечная, дом1-а», ниже — кнопка звонка и переговорное устройство.
Нажал кнопку — услышал гортанный, явно не русский голос:
— Кого надо?
— Меня рекомендовали к вам, господин Муса, на работу. Я вольнонаемный человек. До вчерашнего дня работал санитаром в психбольнице, в райцентре.
— В психушка? О, наверное, сильный щеловик. Иды, зови, — сказал далекий голос кому–то, и через минуты две ворота открылись, и Миня ступил на территорию с клумбами и двумя фонтанами, замотанными к зиме в пленку.
Муса, в длинном полосатом халате, похожий на президента Ирака Саддама Хусейна, сморщась, долго разглядывал гостя в холле своего дворца.