Минус
Шрифт:
Нет, жить кое-как можно. Многим куда хуже, наверно.
– Лех, давай в дурака сыгранем.
– Дава-ай.
Встаю, беру стул, карты с тумбочки. Сажусь рядом с Лехиной кроватью. Начинаю тасовать.
По коридору тяжелые шаги и удары ботинком в стену время от времени. Так обычно возвращается домой наш сосед справа.
– Санек, - узнает Леха и усмехается: - Сейчас начнется!
Сане вот-вот в армию. Жена подвела. Один ребенок у них есть, полуторагодовалый сынишка, ждали второго, но что-то с женой случилось и выкидыш, короче. Не
Я раскидал по шесть измусоленных, изжеванных карт. Козырь - пики.
– Бли-ин, - Леха кисло глядит на карточный веерок у себя в руке.
– Раздал, козлина. Ну, заходи.
Бросаю ему пару семерок, для начала.
А за стеной начинается соседский вечерний концерт. "Ах, твари, с-сучары! орет Санек.
– Мразевка поганая!.." В ответ - визг жены.
– Понеслось, - констатирует Леха.
"Да я вас всех-х! Мне теперь все равно, мне так и так!.." Звон посуды, истошный рев сынишки.
– Сколько у них посуды,- удивляюсь.
– Каждый вечер колотят.
– Семья, - Леха пожимает плечами.
– У меня с женой еще и не то бывало.
– А зачем жениться тогда?
– Инстинкт.
Перебрасываемся картишками, отбиваемся, пытаемся друг друга завалить. По соседству полыхает скандал. Вроде и драка началась.
– Пойти, что ль, посмотреть, - говорю, - а то еще перережутся...
– Пуска-ай. Так им и надо. Все правильно.
– А жена-то у него ниче.
– Ленка? Кхе, вот он и бесится. Его в армаду, а она тут с нами...
– Неплохо бы, - вздыхаю.
– Да чего хорошего? Которая рожала - на фиг она. Вот лет в девятнадцать телка - это нормал.
– Ну ты и гурман! Хотя... хотя я бы, конечно, тоже с девочкой лучше.
– Мое воображение опять разыгралось, эта, с подоконника, перед глазами.
– Погнали, может, она там еще!
– Кто?
– Ну, на кухне которая...
– О-ох, иди ты, иди, не мудись. Говна-пирога.
– Да как я один, ни с того ни с сего... Не смогу...
Сыграли десяток партий. Надоело. Жрать особенно нечего. Только картошка и хлеб. Но картошка хоть и универсальный продукт, а уже не лезет.
– В понедельник в деревню смотаюсь, - мечтаю, - привезу мясного, огурчиков...
– Вези, вези! Похаваем.
У Лехи, в отличие от меня, вообще нет вариантов. К жене путь заказан, там уже другой хозяин, а родители - в Прокопьевске, отец у него бывший шахтер, а ныне инвалид, мать тоже какая-то больная; в пору им помогать, а не ждать перевода или посылки с вкусненьким.
– Накатить бы, - говорит Леха, вытягиваясь на кровати.
– Пойдем к Павлику с Ксюхой.
– Меня, в курсе, рвать тянет от ее хари!
– Ну, я тебя не трахать ее зову. Попросим у Павлика раскуриться немного.
– Раскуриться? Уху! А потом что делать, когда на хавку пробьет? Где хавчик-то?
Мой сосед вновь погружается в разглядывание трещинок на потолке. Я брожу по
– А что ты предлагаешь?
– начинаю злиться.
– Туда - нет, сюда - нет. Хотя бы телок каких-нибудь...
– О-ой, дебилина, - в ответ стонет Леха.
– Одни бабы в башке. Проблему сделал... Да спустись, они у входа рядами вон дежурят, только и ждут, кто б их подснял, напоил и оттрахал.
– Вот именно. А на хрена я им пустой? Была бы бутылка...
Леха, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы:
– Да, ты прав - без бутылки с тобой вряд ли кто согласится...
– Идио-от!
– Валюсь на кровать.
Тихо. Санек за стеной, видно, срубился... Доживает свои последние дни на гражданке. Мается. Я это ощущение помню. Все, кажется, конец тебе. Так вот посадят в поезд, лысого, слабого, перепуганного, и повезут на убой. А вокруг жизнь, люди свободные гуляют и не замечают, что ты с ними прощаешься. Равнодушные насчет тебя и счастливые. А тебе все- конец.
Отворачиваюсь к стене, царапаю ногтем выцветшие, полуистлевшие обои.
– Вот скажи, Роман, - необычно культурно, но с прикрытой издевкой начинает Леха, - сколько тебе лет?
– Двадцать пять скоро. А что?
– Да так... Послушаешь тебя, впечатление, что ты пятнадцатилетний мальчик-колокольчик какой-то. Или, хе-хе, или в натуре, - он готов заржать, еще ни разу?..
– Придурок, - говорю.
– Пойми, я - поэт! Мне необходимо общение с ними. Необходимо время от времени почувствовать рядом молодое, упругое, страстное тело. Для меня женщина - это не только... это самое... Это чудо, понимаешь, нет? Живительная творческая сила. Мне нужен трепет, шепот ласковых слов, нежные прикосновения... А по-твоему: хватай пузырь и беги на случку...
– Хе, я и в одно рыло этот пузырь выжру легко, - перебивает Леха, - без всяких баб. Мне трех лет с женой до отрыжки хватило. И кстати - надолго!
– Понятно, тогда отдыхай.
– Продолжать этот разговор не хочется; несколько романтических фразочек, сказанных сначала вроде как в шутку, разбередили что-то внутри, стало совсем тоскливо.
Я сел на кровати и стал обуваться.
– Ты куда?
– спрашивает Леха тревожно.
– Пойду по коридору пройдусь.
– Пошли вместе.
Коридор длинный - через весь этаж. Мы живем в левом крыле общаги, а до конца правого метров триста, если не больше. Справа и слева частые двери. Коридор узкий, полутемный, половина ламп дневного света перегорела, другая светит слабо, часто мигая и потрескивая. Стены покрашены темно-синей краской, а двери какой-то болотной.
Проходим мимо опустошенных кухонь, вонючих пещер умывалок и уборных, запертых помещений для стирки - бывших душевых... А девочки той, на подоконнике, уже нет. Зря. Вот сейчас бы как раз подойти, заговорить, познакомиться. То да сё. Леха, оказавшись от нее в двух шагах, стопроцентно бы согласился помочь мне...