Минута после полуночи
Шрифт:
— Это был наркотик, смешанный с амфетамином, — ответил Алимов. — Почему вас это интересует, Мира Ивановна?
Брови Калитиной чуть приподнялись.
— Наркотик? Вы уверены?
— Я уверен. Мира Ивановна, если вам есть что мне сказать, лучше сделайте это.
Она посмотрела на него. Минутное колебание — и короткая вспышка недоумения в ее глазах потухла, словно опустился пятитонный пожарный занавес, отгораживающий сцену от партера.
Мира покачала головой.
— Я просто хотела знать.
Повернулась
— В чем дело? — завопил он, брызгая слюной. — Что вы уставились, будто прокурор? Я, что ли, его отравил? — Он с силой ударил себя по лбу — Идиот, какого черта я поперся за этим термосом?! Доказывай теперь, что не верблюд!..
— Не ори, Марат, — перебил Сперанский. — Не дома.
— Умолкни! — огрызнулся Марат. — Тебе хорошо, ты в стороне, а я в почетной роли главного подозреваемого!
— Марат, — позвал Алимов. Любимов неприязненно уставился на него. Выпуклые карие глаза нервно забегали из стороны в сторону. — Вам нечего волноваться, — сухо сказал Алимов. — Вы никак не могли отравить чай, и это очень легко доказать.
Марат тяжело задышал. Алимова вдруг ударила догадка. Он по-новому взглянул на лоб, покрытый капельками пота, расширенные застывшие зрачки, дрожащие пальцы и подумал: «Ах я кретин! Как же я раньше не додумался!»
Сперанский встал.
— Если все в порядке, наверное, нам лучше ехать домой, — сказал он полувопросительно, глядя на Алимова. — Какая уж сегодня репетиция…
Алимов кивнул.
— Да, думаю, что больше мы ничем помочь Никите Сергеевичу не можем.
Сперанский взял под руку Миру и сделал общий прощальный жест. Мира коротко бросила на ходу: «Завтра в одиннадцать» — и пошла рядом с ним по длинному коридору, расчерченному прямоугольными пятнами света.
Анжела задержалась возле советника.
— Вы остаетесь?
— Ненадолго. У меня еще есть кое-какие дела, — ответил Алимов, не глядя ей в лицо. Смотреть на прекрасную амазонку было больно, как на солнце. В душе начинали шевелиться чувства, которые советник считал похороненными, и от этого становилось одновременно жутко и радостно.
— Если будут новости… Если Ирина что-нибудь скажет…
Прекрасная амазонка судорожно глотнула и посмотрела на запертую белую дверь с табличкой «Реанимация».
— …я, конечно, вам позвоню, — договорил Алимов.
Она кивнула так покорно, что у советника защемило сердце.
— Спасибо.
— Не за что, — отозвался Вадим Александрович, изо всех сил давя непрошеную нежность.
Проводил краем глаза удаляющуюся стройную фигуру, но тут в локоть вцепился Любимов.
— Что вы говорили насчет доказательств? Успокаиваете, что ли?
— Доказательств? —
«Чеховский интеллигент» скривил тонкие губы.
— Ах ты господи… Да ну вас к черту с вашими тайнами мадридского двора!
Он сорвался с места и торопливым дерганым шагом заспешил к лестнице. Нервничает, голубчик. Конечно, наркоманы всегда находятся в пограничном состоянии, но тут помимо обычного болезненного раздражения есть еще кое-что. Самый настоящий страх. Красовского отравили наркотиком, смешанным с амфетамином. Наркотиком.
— Имей в виду, что эта смесь плохо растворяется, — предупредил по телефону эксперт. — Таблетки в желудке всасываются больше часа, а в термосе даже осадка не осталось. Так что чаек с отравой настаивался не меньше шести часов. А может, и больше.
Алимов постучал в дверь. Хорошенькая практикантка, дежурившая за столом, приоткрыла створку. Под шапочкой, кокетливо надвинутой на лоб, пушистые завитушки волос, на лице знак вопроса.
— Да?
— Передайте Ирине Витальевне, что она мне нужна, — попросил Алимов. — Это срочно.
Девочка закрыла дверь, не уточняя, о ком речь. Никто, кроме примадонны, не пользовался привилегией находиться в реанимации.
Извольская появилась через несколько минут — уставшая, но по-прежнему собранная и непроницаемая. Бесшумно прикрыла за собой дверь и остановилась рядом с советником, вопросительно глядя на него.
— Как он? — спросил Алимов.
— Все будет хорошо. Вадим Александрович, давайте прямо к делу.
— Ирина Витальевна, мне необходимо осмотреть вашу квартиру, — бухнул Алимов без обиняков.
Извольская немного помолчала, обдумывая странную просьбу.
— Зачем?
— Я не могу вам этого сказать, но поверьте, очень нужно.
Она нерешительно оглянулась на закрытую дверь.
— Нет, ему лучше об этом не знать, — предупредил Алимов. — Никита Сергеевич просил не вмешивать вас в мои дела.
Извольская еще немного поколебалась, а потом глянула на маленькие золотые часики.
— Хорошо, я предупрежу домработницу. Адрес знаете?
— Знаю. Ирина Витальевна, еще один вопрос: когда вы заваривали чай?
Извольская пожала плечами.
— Как обычно, перед сном. Часов в десять вечера.
— И после этого к вам никто не приходил?
— Никто. Кто может прийти в такое время?
— Ну, например, родители…
— Мои родители погибли, когда мне было восемь лет, — сухо ответила Извольская.
— Извините. А ваша домработница?
— Она приходит днем, часов в двенадцать, и уходит в шесть. Я не люблю, когда дома посторонние.
— Значит, кроме вас с Никитой Сергеевичем, вечером дома никого не было?