Минуты между нами
Шрифт:
Лихачёв перестаёт вырываться и смотрит на меня с презрением. Ответ очевиден: тошно.
– Егор, Даня! Вас одних ждём! – ураганным ветром налетает на нас классная. – Ну! Кротов, отпусти Егора! Пойдёмте! Пойдёмте! Успеете ещё подраться!
Выпускаю из рук ворот толстовки Лихачёва и иду к автобусу: мы ещё обязательно вернёмся к этому разговору, но только не под носом Ирины Григорьевны и не на глазах у одноклассников.
Нам как опоздавшим достаются единственно свободные места в автобусе – спереди, по разные стороны от классного руководителя. В её занудной компании и без того долгая дорога кажется и вовсе бесконечной. Яркими красками зарождающейся осени за окном
– Ещё раз напоминаю! – Голос Ирины Григорьевны колокольчиком звенит в башке. – За территорию базы никто не выходит. В закрытые домики – ни ногой! Нам выделили корпус номер семь. Там оставляем сумки, лишние вещи и ровно в одиннадцать встречаемся на веранде у столовой.
– Нас кормить будут? – доносится с последнего ряда сидений бас Косолапова.
– Лёша, ну ты чем слушаешь?! – вздыхает классная. – База давно не работает.
– Ну вы сами заикнулись про столовую! – ржёт бугай. – Я вас за язык не тянул, Ирина Григорьевна! А теперь рассчитываю на первое, второе и десерт!
– Лёш, ну сказали же, – произносит поучительным тоном Колупаева. – Перекус и чай в термосах брать с собой.
– Я не взяла! – испуганно вскрикивает Егорова.
– Я тоже, – обречённо басит Лёша.
– Ну, здорово! Ирина Григорьевна, ну почему вечно за чужую безответственность отдуваться приходится тем, кто всё делает на совесть?!
– Ребята, поднимите руки, кто взял с собой термос! —повышает голос классная, перекрикивая гул чужих разговоров, а я лениво прикрываю глаза и позволяю себе провести остаток пути в сладкой дреме.
«Старый химик» встречает нас моросящим дождём, пронырливым ветром и раскисшей грязью под ногами. Стоит нам выползти из «пазика», как сразу попадаем в плен вековых сосен и елей. Они угрожающе окружают нас мощными ветвями с нанизанными на иголки искристыми каплями дождя и своими верхушками уходят в самое небо, такое серое и низкое, что, кажется, ещё немного, и оно придавит нас своей моросящей безнадёгой.
– Все вышли? Никого не забыли? – Григорьевна по обыкновению суетится, торопливо пересчитывая каждого из нас, а потом по узкой тропе, засыпанной мокрой хвоей и опавшими листьями, ведёт за собой к базе.
Нехотя ступаю за всеми, отчаянно не понимая, какого лешего нужно было забираться в непролазную глушь ради обычного квеста. Впрочем, судя по кривым лицам одноклассников, подобного мнения придерживается каждый второй из нас.
Минуты через две мы выходим к деревянному забору, заметно посеревшему и покосившемуся от времени. Трухлявый, местами сгнивший, он ни черта не скрывает, зато придаёт некой жути этому и без того мрачному месту, а старые ворота, изрядно проржавевшие, так и освежают в памяти кадры из советских фильмов о пионерлагерях.
– Нам только галстуков красных не хватает! – бубню себе под нос, беспрестанно поправляя воротник толстовки. Мне холодно. И с каждым новым порывом ветра всё больше хочется вернуться в город.
– И звёздочек октябрятских! – заливисто хохочет Косолапов, толкая меня в плечо. Я и не заметил, когда он успел меня догнать.
– Куда тебе звёздочку-то, пионер-переросток? – передразниваю верзилу, а сам исподлобья
Егор, как и я, не испытывает щенячьего восторга от окружающей нас атмосферы, да и вообще со своей кислой рожей всё больше напоминает грозовую тучу. Я даже немного скучаю по тем временам, когда считал его другом. Как ни крути, но в таких пропитанных ужасом местах человеку нужен рядом человек, я же, походу, остался совсем один.
– Тишина! – командует учительница, в очередной раз выдёргивая меня из пучины переживаний.
– Ну чего вы растянулись, как дождевой червяк на асфальт?! —Укрывшись от непогоды за широким капюшоном ветровки, Ирина Григорьевна машет руками и подгоняет нас жестами. – Живее! Живее! Уля, лицо попроще сделай! Лера, шевелись! Хватит уже в мобильном зависать: связи здесь нет, а интернета и подавно!
Заявление классной сродни удару молнии – все тут же начинают шуметь и возмущаться. Одни тянутся за гаджетами, чтобы лично удостовериться в подлинности слов Григорьевны, другие проклинают день, когда согласились сюда приехать. Я же непроизвольно оборачиваюсь. Я был уверен, что Ильина ухватила счастливый билет и вовремя смылась, даже немного завидовал ей, но, глядя на то, как понуро она замыкает нашу компанию и шмыгает веснушчатым носом, понимаю, что выхода нет – нам придётся пройти этот чёртов квест вместе, чтобы вернуться.
Глава 8. Клоун
Лера
Падать всегда больно, и не важно, споткнулся ты и приземлился голыми коленками на неровный асфальт или, как я, в очередной раз сел в лужу.
Я снова прячусь от мира за капюшоном толстовки в самом дальнем углу «пазика». Уже не плачу. Наоборот, улыбаюсь своей чёртовой глупости. Я идиотка! Мало того, что ради этой поездки я окончательно испортила отношения с предками, так ещё и поссорилась с Джо. Он меня предупреждал, что так не бывает, бился головой об толстый лёд моего влюблённого сердца, до последней минуты отговаривал от глупой поездки, словно чувствовал, чем она обернётся для меня. Но разве я услышала?
Перед выходом и ему, и отцу наговорила лишнего, и что теперь?
– Поднимите руки, кто взял термос! —Голос Ирины Григорьевны настолько громкий, что заглушает собой дребезжание старенького автобуса и бесконечный гул чужой болтовни.
У меня с собой два – для себя и Егора, а ещё бутерброды с ветчиной, сухарики и пауэрбанк для мобильного, но я молчу. Какой от всего этого теперь толк? Мне не нужен ни чай, ни еда, ни квест… Всё, чего я хочу – вернуться домой или, по крайней мере, туда, где ловит связь, чтобы попросить прощения у Джокера. Но разве удача меня любит? Ответ очевиден: нет.
Прислонившись лбом к прохладному окну, я бессмысленно смотрю вдаль. Старые деревеньки, голые поля, узкие речки и дорожные знаки сменяются бесконечными лесами. Вот оно, моё наказание! Я так боялась ехать с отцом за грибами, столько обидного наговорила ему утром, а теперь мне и самой светит провести целый день среди ёлок и абсолютного игнора.
Позорная слезинка всё же спешит скатиться по щеке. Хорошо, что никто не видит… Мои слёзы – как мёд для озверевшей души Кротова, а я не хочу кормить хищника. Ненавижу его, как никогда раньше! А ещё… ещё совершенно не чувствую былой любви к Лихачёву. Как отрезало. Впервые мне противно смотреть на его длинную чёлку, да и в голубых глазах Егора отныне вижу лишь пустоту и гниль. Спорить на живого человека – низко и подло! Этому нет объяснений и оправданий! Да и вина всецело лежит не на том, кто предложил, а на том, кто согласился на проклятый спор – на Егоре…