Мир без конца
Шрифт:
— Это невозможно.
— Туда. — Джером едва заметно кивнул на дверь, из которой вышел судья.
У этой двери стояли только сельчане Вигли. Старшина присяжных, сэр Герберт, тяжело встал. Ральф поймал взгляд Алана Фернхилла. Тот все слышал и ждал.
— Бегите же! — прошептал Джером.
Подсудимый взялся за эфес меча.
— Мы считаем, что лорд Ральф Вигли виновен в изнасиловании, — объявил Монтейн.
Фитцджеральд выхватил меч и, размахивая им, бросился к двери. На секунду наступила тишина, затем все закричали разом. Но преступник был единственным
Его попытался остановить один Вулфрик. Он решительно и бесстрашно вышел навстречу, даже без испуга в глазах. Насильник занес меч и со всей силы опустил его на голову крестьянина так, чтобы раскроить ее пополам. Но тот ловко увернулся, и меч лишь пропорол левую щеку от виска до челюсти. Отчаянный малый, схватившись за лицо, вскрикнул от резкой боли, и беглец проскочил дальше.
Он распахнул дверь, выбежал и обернулся. За ним мчался Алан Фернхилл. Старшина присяжных был недалеко от сквайра и уже замахнулся мечом. На мгновение Ральф испытал радостное возбуждение. Вот как нужно решать все проблемы — оружием, а не разговорами. Со щитом или на щите, но ему милее так.
С радостным криком Фитцджеральд набросился на сэра Герберта. Меч проткнул кожаную тунику старшины, но Ральф находился слишком далеко, и лезвие не вонзилось в ребра, а лишь поцарапало кожу. Однако Монтейн вскрикнул — больше от страха, чем от боли, — и отпрянул. Беглец с силой пнул дверь и очутился в коридоре, который шел вдоль всего здания; один его конец выходил на рыночную площадь, другой — на конюшенный двор. Где же лошади? Джером сказал только, что на улице. Алан уже бежал к задней двери, и приговоренный устремился за ним. Когда они оказались на дворе, гул стал нарастать — значит, люди приближались.
На дворе лошадей не было. Ральф бросился в арку, которая вела к фасаду здания, и увидел самое прекрасное на свете зрелище — оседланного и бьющего копытом гунтера Грифа и рядом двухлетнего Флетча Алана; обоих держал босоногий мальчишка с набитым хлебом ртом. Фитцджеральд схватил поводья и вспрыгнул на коня, Алан — следом. Оба пустили лошадей в галоп в тот самый момент, когда люди выбежали из арки. Испуганный мальчишка бросился в сторону. Лошади рванули. Кто-то из толпы кинул нож. Он примерно на четверть дюйма вонзился Грифу в бок и соскользнул на землю, только раззадорив лошадь.
Беглецы мчались по улицам, расшвыривая всех, кто попадался на пути — мужчин, женщин, детей, скот, — и через ворота в старой городской стене влетели в предместье, где дома перемежались с огородами и садами. Обернувшись, висельник не увидел преследователей.
Помощники шерифа, конечно, бросятся вдогонку, но сначала им придется вывести и оседлать лошадей, а Ральф с Аланом были уже в миле от рыночной площади и лошади не показывали никаких признаков усталости. Фитцджеральд ликовал. Всего пять минут назад он чуть не примирился с тем, что его повесят. Теперь же — свобода! Дорога раздваивалась. Лорд наугад забрал влево. В миле за полями виднелся лес. Там он свернет с дороги и исчезнет. Но что потом?
39
—
— И где сейчас твой брат?
— Понятия не имею. Я не видел его с того дня.
Сидели на кухне у Элизабет Клерк. Девушка приготовила для друга воскресный обед: вареный окорок с тушеными яблоками и зимними овощами и небольшой кувшин вина, который ее мать купила, а может, и стянула на постоялом дворе, где работала. Клерк спросила:
— Что же теперь будет?
— Смертный приговор никто не отменял. Ральф не может вернуться в Вигли или появиться в Кингсбридже — его арестуют. По сути, он сам объявил себя вне закона.
— И что теперь делать?
— Ну, можно получить королевское помилование, но это стоит целое состояние — мне столько не собрать.
— И что ты после всего о нем думаешь?
Мерфин поежился.
— Конечно, братец заслуживает казни. Но я не в силах этого желать. Просто надеюсь, что с ним все в порядке, где бы он ни прятался.
За последние несколько дней он много раз рассказывал про суд над Ральфом, но умная Элизабет задала самые важные вопросы и посочувствовала. У Мерфина промелькнуло в голове, что неплохо бы проводить так каждое воскресенье. Сари, как всегда, дремавшая у огня, вдруг открыла глаза и воскликнула:
— Бог мой, я же забыла про пирог! — Хозяйка встала, поправляя спутанные седые волосы. — Обещала гильдии дубильщиков заказать у Бетти Бакстер пирог с окороком и яйцами и забыла. У них последний обед перед Великим постом в «Колоколе».
Она закуталась в одеяло и вышла. Молодые люди редко оставались наедине, и Мерфину стало немного неловко, но Элизабет, похоже, чувствовала себя вполне свободно.
— Что же ты теперь будешь делать, когда мост у тебя отобрали?
— Строю дом Дику Пивовару, занят еще там-сям. Дик собирается на покой и хочет передать дело сыну, но говорит, что не сможет бросить работу, пока живет в своей таверне, и решил поставить дом с садом за городской стеной.
— А-а, та стройка за полем Влюбленных?
— Да. Это будет самый большой дом в Кингсбридже.
— Пивовару денег не занимать.
— Хочешь посмотреть?
— Стройку?
— Дом. Он еще не закончен, но стены и крыша уже есть.
— Сейчас?
— Еще час будет светло.
Девушка помедлила, будто у нее были другие планы, но затем сказала:
— Пойдем.
Оба надели тяжелые плащи с капюшонами и вышли. Снежная пурга первого мартовского дня погнала их вниз по главной улице. На пароме перебрались через реку. Вопреки неурядицам на шерстяном рынке город год от года разрастался, и аббатство сдавало все больше своих пастбищ и садов в аренду. Мерфин подсчитал, что с тех пор как он впервые двенадцать лет назад попал в Кингсбридж, прибавилось около пятидесяти домов.