Мир без конца
Шрифт:
Зодчий двигался как в тумане. Мать что-то говорила, утешала, но он будто не слышал. Толпа вынесла его через западные двери собора на лужайку. Торговцы паковали нераспроданные товары и разбирали лотки: шерстяная ярмарка закрывалась до следующего года. Фитцджеральд понял, что Годвин добился своей цели. Эдмунд умирает, Керис устранена, Элфрик станет олдерменом, и прошение о хартии будет отозвано.
Молодой мастер посмотрел на серые каменные стены монастыря: Керис где-то там. Он пробрался в обратном направлении через людской поток к госпиталю. Никого.
В Книге Тимофея говорилось, что его предок Джек Строитель недолгое время был послушником. Автор намекал, что это не являлось добровольным решением, что Джека тяготила монашеская дисциплина; во всяком случае, его послушничество в один прекрасный момент закончилось при обстоятельствах, о которых Тимофей тактично умалчивал. Но епископ Ричард сжег за Керис мосты — если Суконщица когда-нибудь оставит монастырь, то будет приведен в исполнение смертный приговор. Вошла молодая монахиня. Узнав Мерфина, она испуганно спросила:
— Что вам?
— Я должен поговорить с Керис.
— Пойду спрошу. — Монахиня торопливо удалилась.
Фитцджеральд смотрел на алтарь, распятие, триптих на стене, посвященный святой покровительнице госпиталя Елизавете Венгерской. Первая его часть изображала, как увенчанная короной принцесса кормит бедных; вторая — строительство госпиталя, третья — чудо святой Елизаветы: хлеб, который она несла под плащом, превращается в розы. Что здесь делать Керис? Ее одолевали сомнения относительно церковного учения. Суконщица не верила, что принцесса может превратить хлеб в розы. «Откуда это известно?» — спрашивала девушка обо всем, что остальные принимали без вопросов: об истории Адама и Евы, о Ноевом ковчеге, Давиде и Голиафе и даже о непорочном зачатии. Она будет здесь как львица в клетке.
Необходимо с ней поговорить и узнать, что она думает. У нее должен быть какой-то план, о котором он просто не догадывается. Зодчий нетерпеливо ждал возвращения монахини. Но вместо нее вошла Старушка Юлия.
— Слава Богу! Юлия, мне нужно как можно скорее увидеть Керис!
— Прости, Мерфин. Керис не хочет тебя видеть.
— Не говорите глупостей. Мы помолвлены, мы должны были завтра венчаться. Она должна меня увидеть!
— Твоя невеста теперь послушница и не выйдет замуж.
Мерфин повысил голос:
— Если это так, не думаете ли вы, что она не сказала бы мне это сама?
— Вопрос не ко мне. Девушка знает, что ты здесь, и не хочет тебя видеть.
— Я вам не верю.
Мостник оттолкнул старую монахиню, выскочил в дверь и очутился в маленьком коридорчике, где раньше никогда не был: лишь немногие мужчины заходили на женскую половину аббатства. Прошел в следующую дверь и оказался в женской аркаде. Там несколько монахинь читали, задумчиво ходили по дворику, тихо беседовали. Молодой мастер пробежал аркаду. Одна монахиня, заметив его, закричала.
— Керис! Ты здесь? Поговори со мной! — Он застучал в дверь кулаком, до крови расцарапав костяшки, но почти не заметил боли. — Пустите меня! Пустите меня!
Знакомый голос сзади произнес:
— Я впущу тебя.
Он обернулся и увидел мать Сесилию. Настоятельница сняла с пояса ключ и спокойно отперла дверь. Мерфин распахнул ее. За ней оказалась маленькая комнатка с одним окном. Вдоль стен стояли полки с вещами.
— Здесь мы храним зимнее облачение. Это кладовка.
— Где она? — заревел строитель.
— В комнате, которая заперта по ее собственной просьбе. Ты не найдешь эту комнату, а если найдешь, то не войдешь. Она не хочет тебя видеть.
— А если Керис умерла? — Голос дрожал, но молодой человек даже не пытался совладать с ним.
— Как монахиня говорю — она жива. — Сесилия посмотрела на его руку: — А вот ты поранился. Пойдем, я смажу царапины.
Зодчий посмотрел на руку, затем на настоятельницу:
— Вы дьявол.
Мерфин рванул обратно в госпиталь, промчался мимо испуганной Юлии на улицу, продрался через сутолоку закрывающейся ярмарки к воротам аббатства и вынырнул на главную улицу. Поговорить с Эдмундом? Ну уж нет: пусть кто-нибудь другой скажет больному отцу страшную правду. Кому же довериться? Он подумал о Марке Ткаче.
Компаньон Керис переехал с семьей в большой дом на главной улице, с прочным каменным первым этажом, где оборудовал склад для тюков сукна. На кухне уже не стоял ткацкий станок: ткали работники, получавшие заказы. Марк и Медж неподвижно сидели на лавке. Когда вошел Мерфин, Ткач вскочил.
— Ты видел ее?
— Меня не пустили.
— Это неслыханно! Никто не имеет права запретить девушке увидеть человека, за которого она собиралась выйти замуж!
— Монахини говорят, что Керис не хочет меня видеть.
— Не верю.
— Я тоже. Был там, искал ее, но не нашел. Одни запертые двери.
— Но где-то же она должна быть.
— Конечно. Ты пойдешь со мной — с кувалдой? Поможешь мне взламывать все двери, пока мы ее не найдем?
Марк смутился. Он был очень сильным, но ненавидел насилие.
— Но я должен ее найти! Может, она умерла.
Прежде чем Марк успел ответить, Медж сказала:
— Я кое-что придумала.
Мужчины посмотрели на нее.
— К сестрам пойду я. С женщиной им сподручнее. Может, они уговорят Керис повидаться со мной.
Ткач кивнул.
— По крайней мере мы будем уверены, что она жива.
Мерфин покачал головой:
— Но… мне этого мало. Что она думает? Собирается бежать, когда затихнет вся эта шумиха? Или мне выкрасть ее оттуда? Или просто ждать? И сколько? Месяц? Год? Семь?