Мир без конца

Фоллетт Кен

— В следующий раз воспользуйтесь отхожим местом за конюшнями, — отрезала Керис.

Мужчина, не шелохнувшись, исподлобья посмотрел на монахиню и дерзко спросил:

— А вы кто?

— Я отвечаю за этот госпиталь, и, если хотите здесь заночевать, вам придется заняться своими манерами.

— А, командирша. — Путник неторопливо отряхнулся.

— Уберите немедленно ваше жалкое хозяйство, или не получите разрешения остаться в этом городе, не говоря уже об аббатстве.

Керис выплеснула на него таз. Пришелец отпрыгнул, но на штаны все равно попало. Монахиня наполнила

таз чистой водой из фонтана. По территории аббатства под землей шла труба, по которой вода из реки поступала в фонтаны аркад, на кухни и в госпиталь. Одно ответвление водовода промывало отхожие места. Керис давно собиралась построить новое отхожее место рядом с госпиталем, чтобы пожилым больным, как Юлия, не приходилось далеко тащиться. Незнакомец пошел за ней.

— Помойте руки. — Она всучила ему таз.

Помедлив, чужак принял посудину. Монахиня смотрела на него: примерно ровесник, а ей двадцать девять.

— Вы кто?

— Джилберт из Херефорда, паломник. Пришел поклониться мощам святого Адольфа.

— В таком случае можете остаться на ночь в госпитале при условии, что почтительно станете обращаться ко мне и ко всем остальным.

— Да, сестра.

Монахиня вернулась в аркаду. Стоял теплый весенний день, солнце освещало древние гладкие камни. В западной галерее сестра Мэр разучивала со школьницами гимн, и Керис остановилась посмотреть. Мэр считалась красавицей: светлая кожа, ясные глаза, изящный изгиб рта. Керис отвечала за гостей женского монастыря, а кроме того, ведала школой, время от времени даже давая уроки. В эту школу почти двадцать лет назад она ходила сама. Сейчас тут учились десять девочек в возрасте от девяти до пятнадцати лет — несколько дочерей кингсбриджских купцов и отпрыски знати. Они допели гимн о доброте Божьей, и одна из девочек спросила:

— Сестра Мэр, почему добрый Бог позволил умереть моим родителям?

Детская версия вопроса, который рано или поздно задает себе всякий думающий человек, — почему на свете столько зла? Керис и сама задавала его себе. Суконщица с интересом посмотрела на девочку. Тилли Ширинг, двенадцатилетняя племянница графа Роланда, с озорным взглядом, который так любила Керис. Ее мать истекла кровью, производя дочь на свет, а вскоре отец сломал себе шею на охоте, после чего девочку взял на воспитание граф.

Мэр дала уклончивый ответ о неисповедимых путях Господа, что Тилли явно не удовлетворило, но девочка не могла сформулировать возражения и умолкла. Вопрос возникнет снова, дочь Эдмунда была уверена. Мэр велела ученицам еще раз исполнить гимн и отошла переговорить с Керис.

— Симпатичная девочка.

— Лучшая в классе. Через год-два начнет яростно со мной спорить.

— Она мне кого-то напоминает, — нахмурилась Керис. — Я пытаюсь вспомнить ее мать…

Мэр слегка коснулась руки Керис, что запрещалось между монахинями, но смотрительница госпиталя в этом вопросе была не особенно строга.

— Она напоминает тебе тебя, — улыбнулась Мэр.

Та рассмеялась:

— Я никогда не была хорошенькой.

Но Мэр права: уже в детстве Суконщица задавала разные вопросы. Позже, в школе, начинала спорить на каждом уроке

Закона Божьего и за неделю добилась того, что мать Сесилия велела ей молчать. Уже в стенах обители начала нарушать монашеские правила и в ответ на увещевания задавала вопросы о смысле монастырской дисциплины. Ее еще раз попросили замолчать. А недавно мать Сесилия предложила сделку. За право основное время проводить в госпитале и при необходимости пропускать службы настоятельница потребовала с Керис держать богословские идеи при себе. Строптивица неохотно согласилась, но аббатиса была умна, и договоренность соблюдалась до сих пор: теперь любительница задавать вопросы почти все время следила за госпиталем. Она пропускала больше половины служб и редко говорила или делала что-то откровенно дерзкое. Мэр не удержалась:

— Теперь ты красивая. Особенно когда смеешься.

Керис на секунду словно утонула в синих глазах монахини, однако, услышав детский крик, оглянулась. Крик доносился из госпиталя. Она поспешила в госпиталь по маленькому коридору. Кристофер Кузнец принес восьмилетнюю дочку Минни. Ребенок плакал от боли.

— Положи ее на матрац.

Кристофер уложил девочку.

— Что случилось?

Силач от ужаса почти пищал:

— Споткнулась у меня в кузнице, и рука попала на раскаленное железо. Пожалуйста, сестра, сделай побыстрее что-нибудь, ей так больно!

Керис погладила девочку по щеке.

— Ну-ну, Минни, мы быстро снимем боль. — Смотрительница госпиталя решила, что вытяжка из маковых зерен слишком сильна для такого маленького ребенка. Нужно более мягкое лекарство. — Нелли, ступай в мою аптеку и принеси кувшин с надписью «Эссенция конопли». Быстро, но не беги — можешь споткнуться и разбить кувшинчик, а чтобы сделать новую, понадобится несколько часов.

Монахиня осмотрела руку Минни — страшно, однако, по счастью, обожжена только рука, ничего похожего на опасные ожоги по всему телу, как случается при пожарах. Там, куда пришлось раскаленное железо, предплечье изошло жуткими волдырями, кожа исчезла, обнажив мышцы. Керис подняла глаза на Мэр:

— Пожалуйста, принеси с кухни полпинты вина и такое же количество масла в разных сосудах. Теплые, но не горячие.

Мэр ушла.

— Минни, попробуй не кричать. Знаю, тебе очень больно, но ты должна меня выслушать. Я дам тебе лекарство. Оно снимет боль.

Крики несколько поутихли и перешли во всхлипывания. Нелли принесла эссенцию конопли. Керис налила ее в ложку и просунула в открытый рот Минни, зажав нос. Девочка глотнула, опять закричала, но через минуту начала успокаиваться.

— Дай чистое полотенце, — повернулась к Нелли Керис.

В госпитале использовали большое количество полотенец, и по распоряжению смотрительницы за алтарем стоял буфет, в котором всегда было много свежих. Вернулась Мэр с маслом и вином. Монахиня разложила полотенце на полу возле матраца, на него поместила обгоревшую руку.

— Ну, полегче?

— Болит, — захныкал ребенок.

Керис удовлетворенно кивнула. Первое вразумительное слово, произнесенное девочкой. Худшее позади. По мере действия эссенции дочь кузнеца становилась вялой.