Мир без конца
Шрифт:
Мерфин обвел глазами три яруса — аркаду, галерею, верхние окна. Он знал, что при сооружении колонн камни кладут друг на друга, но это было незаметно — по крайней мере на первый взгляд. Вдоль каменных блоков шли каннелюры, [3] и каждая колонна казалась пучком копий. Его взгляд заскользил по одной из четырех гигантских колонн средокрестия — от массивного квадратного основания, вверх, туда, где одно из «копий» устремлялось к северу, сгибаясь в арку, переброшенную через придел. Потом юноша перевел взгляд на средний ярус, где еще одно «копье» отходило на запад, образуя аркаду галереи, а затем еще выше — на западную пяту арки яруса верхних окон, где последнее «копье»,
3
Каннелюр — вертикальный желобок на стволе колонны.
И вдруг что-то случилось. У Мерфина потемнело в глазах — показалось, что западный рукав трансепта тронулся с места. Раздался тихий гул, низкий, едва слышный, пол под ногами задрожал, как будто рядом упало дерево. Хор запнулся. По южной стене алтарной части, совсем рядом с колонной, которую изучал Мерфин, пошла трещина.
Он повернулся к Керис, краем глаза заметив, как в хоре и средокрестии падают камни. Затем возник хаос: кричали женщины, мужчины, оглушительно грохотали огромные камни, падая на пол. Это длилось целую вечность. Когда наступила тишина, юноша понял, что левой рукой прижимает к себе Керис, а правой прикрывает ей голову, заслонив собой от места, где в руинах лежала большая часть собора.
Несомненное чудо, что никто не погиб. Самые страшные разрушения случились в южном приделе, где людей не было. Прихожан в алтарную часть не пускали, а клир находился в ее центре — хоре. Несколько монахов чуть не простились с жизнью, отчего разговоры о чуде стали только громче; те, в кого угодили осколки камней, отделались порезами и ушибами. Кое-кто из прихожан получил царапины. Конечно же, людей сверхъестественным образом защитил святой Адольф, мощи которого хранились под высоким алтарем, а среди деяний числилось множество исцелений и случаев спасения людей от верной гибели. Однако все соглашались, что Бог послал Кингсбриджу предупреждение. О чем — было не совсем ясно.
Часом позже четыре человека осматривали разрушения. Двоюродный брат Керис, ризничий Годвин, отвечал за собор и все его сокровища. Его помощником по строительным и восстановительным работам стал брат Томас, который десять лет назад звался сэром Томасом Лэнгли. Плотник и строитель широкого профиля Элфрик имел с аббатством договор, обязывавший его следить за состоянием собора, а Мерфин тащился за ними, как подмастерье Элфрика.
Восточную часть церкви колонны разделяли на четыре травеи. [4] Повреждены оказались две из них, ближние к средокрестию. Каменный свод над южным приделом полностью рухнул в первой травее и частично во второй. По среднему ярусу шли трещины, а из верхних окон вылетели каменные средники. Элфрик предположил:
4
Травеи — в романской и готической архитектуре пространственная ячейка нефа, ограниченная четырьмя устоями, несущими свод.
— Из-за какого-то дефекта строительного раствора свод раскрошился, что вызвало трещины на верхних ярусах.
Мерфину это показалось неубедительным, но другого объяснения у него не было. Он ненавидел своего хозяина. Мальчиком начал учиться у отца Элфрика, опытного Йоакима, работавшего на строительстве церквей и мостов в Лондоне и Париже. Старик любил объяснять Мерфину хитрости каменной кладки, которые строители называли «тайнами». В основном это были арифметические формулы — к примеру, пропорции
Но Йоаким умер, и дело перешло к его сыну, полагавшему, что подмастерье главным образом должен выучиться послушанию. Мерфину это претило, и Элфрик наказывал его урезанными порциями еды, холодной одеждой и работой на морозе. А для пущего назидания строптивцу круглолицую дочь Элфрика Гризельду, ровесницу Мерфина, всегда хорошо кормили и тепло одевали.
Три года назад жена мастера умерла, и он женился на старшей сестре Керис. Все считали Алису красивее: у девушки действительно были более правильные черты лица, но ей недоставало обаяния Керис, Мерфину она казалась скучной. Алисе же Мерфин, кажется, нравился, почти как и сестре, и молодой человек надеялся, что под ее влиянием Элфрик станет обращаться с ним получше. Но случилось обратное. Судя по всему, старшая дочь Эдмунда сочла своим супружеским долгом встать на сторону Элфрика, и теперь они мучили его вдвоем.
Мерфин знал, что, подобно ему, страдали множество подмастерьев, и все терпели, иначе не видать впоследствии доходной работы. Ремесленные гильдии беспощадно расправлялись с выскочками. Ни один человек в городе не мог начать своего дела, не став членом гильдии. Даже священники, монахи и женщины, решившие торговать шерстью или варить эль на продажу, вынуждены были вступать в гильдии. А вне городских стен особенно делать нечего: крестьяне сами строят себе дома и шьют рубахи.
После ученичества большинство молодых людей оставались у мастеров поденными работниками, за жалованье. Единицы становились партнерами и после смерти мастера перенимали дело. Этот путь Мерфину был закрыт. Он слишком ненавидел Элфрика и намеревался уйти при первой же возможности.
— Давайте посмотрим сверху, — предложил Годвин.
Перешли в восточную часть. Элфрик не преминул подлизаться:
— Хорошо, что вы вернулись из Оксфорда, брат Годвин. Но вам, вероятно, не хватает ученого общества.
Ризничий кивнул:
— Преподаватели там действительно очень сильные.
— А студенты, должно быть, выдающиеся молодые люди. Хотя до нас доходят слухи об их дурном поведении.
Церковник скроил покаянную мину.
— Боюсь, нет дыма без огня. Вырываясь из дому, молодой священник или монах может впасть в искушение.
— И все-таки нам повезло, что у нас в Кингсбридже есть люди, обучавшиеся в университете.
— Очень любезно с вашей стороны.
— О, это чистая правда.
Мерфину хотелось крикнуть: «Да заткнись ты, ради Бога!» Но Элфрик есть Элфрик — бездарный ремесленник, работает плохо, мыслит убого, но знает, где что урвать. Юноша часто имел возможность наблюдать, как наставник обходителен с людьми, от которых ему что-то нужно, и груб с теми, от кого никакой пользы. Больше Мерфина удивляло, почему такой умный и ученый человек, как Годвин, не видит Элфрика насквозь. Может, человеку, которому льстят, это не так заметно?
Ризничий открыл дверь и поднялся по узкой винтовой лестнице в стене. Подмастерье взбодрился. Он любил тайные ходы, а кроме того, очень хотел понять, почему рухнул свод.
Одноярусные приделы выступали с обеих сторон массива собора. По каменным сводчатым потолкам шли нервюры. [5] Снаружи покатая крыша приделов поднималась к основанию верхних окон основного массива собора. Под ней находился треугольник пустого пространства, пол которого представлял собой не видную снаружи верхнюю поверхность свода придела. Монахи и строители поднялись сюда, чтобы осмотреть разрушения сверху.
5
Нервюра — выступающее ребро готического крестового свода.